Родиться среди мёртвых. Русский роман с английского - [59]

Шрифт
Интервал

Глава двадцать первая

Я видел Александра дважды перед тем, как уехать из Китая в середине ноября. Первый раз, когда я устроил обед в ресторане, на который пригласил также Петрова с сыном. В течение всего вечера Александр почти ничего не говорил. Он сделал только несколько кратких односложных замечаний, и мне показалось, что он затаил чувство неприязни к Николаю. Я собирался поговорить с ним о Тамаре, но он ушел тотчас же после того, как мы выпили кофе, сказав, что ему нужно встретиться с кем-то в Советском клубе. Я попросил его позвонить мне в отель; он обещал, но так и не позвонил. Второй раз мы встретились случайно. Я шел в сторону Гарден Бридж после обеда, когда рядом со мной остановился джип и Николай окликнул меня по имени.

— Я везу отца на пристань, а потом смогу отвезти вас куда вам угодно, — сказал он.

— Вы кого-нибудь провожаете? — спросил я Петрова.

— Не кого-нибудь, а многих, советский пароход отходит сегодня в Россию, и много друзей уезжает на нем. Поедемте с нами. Может быть, это будет вам интересно, как корреспонденту.

— Я все еще безработный, Петров, но я поеду с вами.

Петров быстро перелез на заднее сидение, настаивая, чтобы я сел рядом с Николаем.

— Я приеду к половине седьмого, папа, — сказал Николай, когда мы подъезжали к пристани.

— А что, ты не идешь со мной?

— Нет, я обещал встретиться с друзьями.

— Хорошо, увидимся в шесть тридцать. Нет, лучше ты не беспокойся, я сам доберусь домой.

— Ты уверен?

— Конечно, уверен.

Когда мы подъехали ближе к пристани, я сразу же увидел в большой толпе Александра. Он стоял рядом с Евгением, бравая наружность которого являла полный контраст худобе и сутулости Александра. Я обернулся к Петрову, но он уже обнимал адмирала Сурина. Я не хотел его беспокоить и подошел к Александру.

— Вы тоже уезжаете? — спросил я его.

— Да, но не на этом пароходе, а на следующем. Евгений едет сегодня.

— Куда в России вы направляетесь?

— Сначала в Свердловск.

— А потом?

— Куда-нибудь, где лучше, если я заслужу.

Я не был уверен, не иронизирует ли Евгений надо мной или над теми, кто посылал его на Урал.

— Например, в Москву?

Я пожелал ему счастливого пути и спросил Александра, не хочет ли он пообедать со мной, когда пароход отойдет.

— Только мы вдвоем?

— Да, больше никого.

— Тогда с удовольствием.

Кто-то похлопал меня по плечу. Это оказался маленький бородатый господин, вероятно, лет восьмидесяти.

— Сынок, — сказал он мне, — мог бы ты нам помочь с чемоданами, они нам не велели больше нанимать китайских носильщиков.

Он повел меня к месту, где стояла, возле двух чемоданов, его жена, держа в руках клетку с птицами. Она казалась даже старше, чем он, ее лицо превратилось в сеть морщин, когда она мне улыбнулась. Крышка чемодана открылась, как только я его поднял, и из него посыпались старые носки и свитер.

— Я же тебе говорила, что нужно было перевязать веревкой, — сказала она мужу. — Ведь эти чемоданы служат нам уже двадцать восемь лет.

— Где же было взять веревку?

Я сказал, что отнесу чемоданы на борт как они есть, а там мы, может быть, найдем веревку.

— Да храни тебя Бог, — сказал старичок.

Мы должны были ждать на трапе, пока три человека волокли пианино на борт, а когда старик и его жена были уже на корабле, еще одна старая женщина попросила меня помочь ей со швейной машиной.

— Поставьте ее вон туда рядом с теми подушками, тогда она не поцарапается. Она со мной разделила всю эмиграцию, теперь едет домой.

На пристани толпа расступилась, дав дорогу священнику. Он был очень высокий, и золотое одеяние не могло скрыть его могучего тела. Он шел медленно, время от времени останавливаясь и держа золотой крест, как древний патриарх, готовый обратиться к народу.

По окончании службы кто-то подошел к нему с серебряной чашей. И он начал кропить присутствующих водой.

— Да храни и сохрани вас Господь. Да будет ваше путешествие домой радостным.

— Пора всем садиться на пароход, товарищи, — закричал советский матрос.

Толпа, до этого молчаливая, задвигалась, и множество голосов зазвучало в воздухе.

— До свидания, до свидания, пишите…

— Скажите матушке-России, что мы скоро увидимся.

— Постарайтесь найти нашу старую няню.

— Поцелуйте родную землю от нас и березы тоже…

— До скорого свидания.

Когда подняли трап, голоса стали громче.

— Скажите нашей Родине…

— С Богом. Да благослови Господь вас и нашу Россию.

— Передайте привет матушке-Волге.

Во всех этих голосах слышались гордость, надежда, радость ожидания, и то же звучало в голосах, которые им отвечали:

— Приезжайте поскорее.

— Спасибо Китаю.

Вдруг все голоса были заглушены звуками громкой музыки. На пристани играл оркестр — «Страна моя, Москва моя, ты самая любимая…» Пароход начал отчаливать. Оркестр продолжал играть, расстояние между кораблем и пристанью становилось все больше и больше, отдельные фигуры на борту слились в одну безликую толпу, и название парохода на корме, «Победа», уже стало едва различимо.

Александр молчал всю дорогу, пока мы шли к моему отелю. Когда мы пришли, я предложил ему выпить, но он отказался. Он сказал, что он предпочел бы вообще не идти в ресторан. Я заказал обед в комнату и рассказал ему о моем визите в госпиталь Мунг-Хонг. Он слушал, не перебивая, глядя на меня полными муки темными глазами, так похожими на Тамарины, и я понял, к моему удивлению, что я редко думал о нем как о ее сыне.


Рекомендуем почитать
Заслон

«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.


За Кубанью

Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.


В индейских прериях и тылах мятежников

Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.


Плащ еретика

Небольшой рассказ - предание о Джордано Бруно. .


Поход группы Дятлова. Первое документальное исследование причин гибели туристов

В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.


В тисках Бастилии

Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.