Родина слонов - [54]

– Эй, жопа! – тут же позвал Широков. – И что? Где? Не вижу реакции.

– Я дал отмену готовности, – сказал матрос.

И нахмурился почему-то.

– Как? – заинтересовался Ленский.

– Спиной, – ответил матрос. – Вы просто не заметили.

«Врешь», – подумал Андрианов, но счел за лучшее промолчать.

* * *

Назавтра Катька исчез с аэродрома. Как доложили караульные: «На рассвете ушел в бухту». Комбат вместо того, чтобы озвереть от такого самоуправства, только саркастически рассмеялся. А потом загадочно улыбнулся. И спросил Ленского, сильно ли занят начальник разведки. Потому что Андрианов точно знает, где искать скотину и что потом делать.

Еще комбат отдал распоряжение: в дальнейшем убытию мамонта в направлении портовой зоны – не препятствовать.

– Да у нас препятствовать и в мыслях не было, – честно сказал начальник караула. – Попрепятствуешь ему. Попрепятствовал один такой, у него еще самолет перевернулся…

За что схлопотал выволочку и совет внимательно перечитать устав гарнизонной и караульной службы.

Андрианов новой задаче не слишком обрадовался, но тоже саркастически ухмыльнулся, подхватил обескураженного Санникова, уверенного, что теперь комбат точно сживет его со свету, и поехал. До порта было пять километров, и Андрианов действительно знал, где найдет мамонта.

Катька стоял на катерном причале и вовсю дудел, призывая своего спасителя. Рядом толпились зеваки, снимая красавца на телефоны, планшеты, камеры и чуть ли не утюги. Дай им волю, они бы, наверное, автографы у него просили. Детишки, какие посмелее, совали мамонту булки, которые тот с удовольствием поедал в промежутках между трубными воплями.

Санников подул в свисток, Катька не отреагировал. Санников подул еще несколько раз, мамонт обернулся, мягким движением выдернул свисток у него из руки и зашвырнул далеко в воду. Толпа разразилась аплодисментами.

Андрианов достал телефон и принялся вызванивать флот.

Вскоре со стороны рейда, где маячили хищные серые тени, показался катер и заплясал на волнах. Мамонт затрубил в другой тональности – радостно, приветственно.

Моториста катера старшего матроса Умкы публика встретила так восторженно, словно это эпический герой вернулся из дальнего похода с победой.

Выглядел герой-победитель не очень: был бледен и утирался рукавом.

– Что, дружок, хреново? – участливо поинтересовался Андрианов.

Матрос не удостоил его ответом.

Катька удовлетворенно мычал, обнимал матроса хоботом и пытался его облизывать, всем своим видом показывая высшую степень благорасположения и удовольствия.

– Поехали к нам, – сказал Андрианов. – Я договорился. Поживешь еще денек, а там поглядим.

Умка тяжело вздохнул, а потом уткнулся лицом Катьке в щеку и застыл. Постоял так с минуту, открыл глаза и показал Санникову: залезай.

– Как тебя зовут-то? – спросил он бульдозериста, пока тот карабкался наверх.

– Вася!

– Проклятье.

– Василий Иванович, – уточнил Санников.

– Тысяча чертей, – сказал Умка очень грустно и полез следом.

Андрианов хихикнул. Как ему самому показалось – гнусно хихикнул. Целых два Василия Ивановича, впору мамонта перекрестить в Петьку.

– Можешь звать меня Умкой, – разрешил Умка хмуро. – Как ты отдаешь команды на движение?

– Вот на эти точки каблуками, – Санников несмело протянул руку и показал.

– Верно. У вашего сломанного каюра научился?

– Да ты понимаешь, мы с ним по большей части квасили… Короче, управление – это я все сам. У меня руководство есть. Эксплуатация мамонта, написал Петр Омрын. Хорошая книга.

– Знаю, – процедил Умка. – Давай задний ход и разворот. Эй, граждане! Бойся! От борта!

– Ну, молодые люди, – сказал Андрианов, – желаю вам счастливого полета. И поддайте газу, а то на аэродроме без вашего зверя – как без рук.

– Это он пошутил? – спросил Умка недоверчиво.

– Да ты что! Наш Катерпиллер пашет, как реальный катерпиллер, без выходных. Единственное, чего не пробовали – самолеты таскать. Опасаемся пока, он же молодой совсем. А вертолеты легко двигает. Никто и не думал, что мамонт на аэродроме – такая удобная штука. А он реально для всего годится. Будь моя воля, я бы ему разрешил боекомплект на внешнюю подвеску грузить. Он бы справился, я уверен. Но кто же позволит… Да ему вообще ни фига не разрешается, потому что он, видите ли, – мамонт! Это какая-то, блин, тупая дискриминация! Катька поумнее иного человека. Хоть на меня погляди… Вот же я дурак-то был!

– Ладно, – сказал Умка. – Поехали. – Подумал и добавил. – Завтра с утра попробуешь управлять бесконтактно, а следующий этап – без голоса. Я потом тебе покажу.

– Ты прости меня, если можешь, – сказал Санников. – Ну дурак я был, что уж теперь…

– Ты не хотел ничего плохого, не за что извиняться. Ты просто не догадался, что делаешь ошибку. Бывает.

– Ну… Да. А ты чего бледный такой?

– Меня на этой посудине дико укачивает, – сказал Умка.

Катька осторожно сдавал задним ходом, внизу смеялись дети, впереди плескалось море. Умка закрыл глаза.

* * *

Мамонт уходил с аэродрома еще дважды и трубил с причала до тех пор, пока к нему не приплывал Умка, чем взбеленил до последней крайности портовое начальство, которое требовало от летчиков «прекратить этот дурацкий цирк любой ценой». Флотские тоже, мягко говоря, устали от всего этого и прозрачно намекнули, что готовы продать моториста за канистру спирта, хотя Умка и очень славный парень, – но просто задолбало.