Родина - [51]
На собрании, пока все наши комсомольцы возмущались поступком Верки и потом исключали ее из комсомола, я вспоминала все, над чем мы с тобой думали вместе, а перед глазами у меня словно пылал бой, который ты мне описал. Только я тебя знаю, милый, родной мой! — ты ведь описал все так, чтобы мне как можно меньше крови, огня и вообще всего страшного виделось! А я вижу все, все: как тебе в этой стальной крепости твоей трудно приходится, и как всем трудно… и как, наоборот, легко мне… Я дома, в своей комнате, уютной, теплой, и работать мне легко. Да какое я имею право так жить? Верка хочет это грозное время прожить по дешевке, — в конце концов, она взрослый человек и сама увидит потом прорубь под ногами. Нет, я не имею права жить легко! Я выберу самое трудное, что сейчас требует жизнь, и если смогу все отлично выполнять, буду чувствовать, что раз без тебя мне счастья нет, так хоть живу я честно. Так я решила про себя на собрании. Я сказала Артему: «Вам недостает людей, так завтра же утром я приду в вашу бригаду, которую вы готовите в помощь мартеновскому цеху». На улице Верка догнала меня и стала упрекать, что я нарочно решила напортить ей в любви, потому что мужа сейчас со мной нет, а ее муж с ней, и тому подобные глупости. Я сказала, что она сама свою любовь портит, потому что не понимает, какой человек ее муж. В конце нашего резкого разговора я спросила: неужели она воображает, что можно удержать любовь глазками и щечками, — что, у других девушек нет глазок красивее и щечек румянее? Больно разочаровываться в человеке, — ведь с Веркой мы дружили все десять школьных лет. Но сильнее горечи сейчас во мне забота: как оправдать доверие всех моих товарищей… и твое доверие, Сережа, милый! Спокойной ночи! Люблю тебя невозможно! До завтра».
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
«…Милый, дорогой!.. Только что пришла из мартеновского цеха. Работаю уже четвертый день. Очень устала, день был трудный, но интересный. Столько хочется рассказать тебе, но всего не опишешь. Я попала в то «молодое войско», о котором недавно писал Артем в нашей газете. У него, по-моему, настоящий талант обучать людей. Можешь себе представить, мы уже лазаем по железным конструкциям, все закрепили, завинтили и запаяли как надо. Завтра будем помогать в монтаже мартеновских печей, — монтаж уже близится к концу.
Ой, Сереженька, до чего же все это грандиозно! Какой огромный цех и какие печи в нем! Все оборудовано по последнему слову техники. Даже не верится, что все это построено во время такой безумной войны и так быстро! Знаешь, Сережа, какие-то все новые мысли приходят мне в голову — даже удивительно. Ведь вот все мы родились на заводе, а что такое завод и его люди, я только теперь почувствовала! Сталевары, чуть выдается свободный часок, обязательно приходят в цех. Нечпорук, которого ты, конечно, помнишь, всюду сует свой нос, — этот горячий и нетерпеливый человек ждет не дождется, когда из новых печей будет «заливать сталью фашистские глотки». Ланских, полная ему противоположность, тоже участвует в монтаже, но до чего спокоен, даже на вид ленивый и вялый, а, вообрази, делает все ничуть не хуже. Тебе не скучно, что я все это тебе рассказываю? Знаешь, прежде мне как-то не приходило в голову, что опыт физического труда — это уже нечто умственное. Может быть, я неуклюже выразилась, но думаю, что мысль верная.
А потом… до чего это особенное чувство, когда своими собственными руками делаешь вещь для войны! Вот я завинтила гайку, вот она крепко сидит, как влитая. Так мне и чудится, будто я иду тебе навстречу, — это оттого, что делаю то, что относится к танку. Итти еще надо очень долго, а все-таки какой-то шажок сделан, а за ним будет второй, третий… И ты, наверно, тоже думаешь, что каждый бой приближает день, когда мы встретимся? Скорей бы пришло мирное время, когда мы с тобой будем вспоминать, как жили мы в разлуке… Но Катя говорит: рано еще «о такой роскоши» думать… Уже поздно. Окна доверху в узорах, на улице мороз с ветром. Этот ветер так завывает в трубе, что у меня сердце сжимается. Что ты делаешь сейчас, милый, единственный? У нас двенадцатый час, а там, где ты сейчас, только десять. Сегодня опять чудесная сводка, завтра жду такой же. Помни, я всегда с тобой, всегда…»
Пробная плавка в новом мартеновском цехе назначена была на 28 декабря.
Михаил Васильевич пришел в цех раньше, чем все прочее начальство. Шла завалка новой печи № 1. Длинный короб, наполненный шихтой, с грохотом и звоном входил в печь. Нечпорук уже был около печи, придирчиво оглядывал звенящие навалы шихты. Ему хотелось смотреть строго, он покрикивал, сердито встряхивал цыганскими кудрями, но все-таки не мог скрыть на лице радость, — его смене выпало провести первую пробную плавку.
— Да, это тебе не старый мартын, божья печурка! — говорил Нечпорук своим подчиненным подручным. — Уж вы, товарищи, сами знаете…
Первый его подручный, простоватого вида белобрысый сухопарый парень Василий Лузин, многозначительно провел ладонью под носом, что означало: «Утрем нос Сергею Ланских!»
Нечпорук снисходительно усмехнулся, от шуточек бригады настроение его стало еще увереннее, новый цех показался еще величавее и прекраснее.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Произведения, вошедшие в книгу, представляют старейшую писательницу Анну Александровну Караваеву как исследователя, влюбленного в историю родной страны. В повести «На горе Маковце» показаны события начала XVII века, так называемого Смутного времени, — оборона Троице-Сергиева монастыря от польско-литовских интервентов; повесть «Золотой клюв» — о зарождении в XVIII веке на Алтае Колывано-Воскресенских заводов, о бунте заводских рабочих, закончившемся кровавой расправой царского правительства над восставшими.
Производственный роман Анны Караваевой «Грани жизни», можно считать своеобразным эпилогом к трилогии «Родина», рассказывающий о поколении рабочих-интеллигентов начала шестидесятых годов.
Прозу Любови Заворотчевой отличает лиризм в изображении характеров сибиряков и особенно сибирячек, людей удивительной душевной красоты, нравственно цельных, щедрых на добро, и публицистическая острота постановки наболевших проблем Тюменщины, где сегодня патриархальный уклад жизни многонационального коренного населения переворочен бурным и порой беспощадным — к природе и вековечным традициям — вторжением нефтедобытчиков. Главная удача писательницы — выхваченные из глубинки женские образы и судьбы.
На примере работы одного промышленного предприятия автор исследует такие негативные явления, как рвачество, приписки, стяжательство. В романе выставляются напоказ, высмеиваются и развенчиваются жизненные принципы и циничная философия разного рода деляг, должностных лиц, которые возвели злоупотребления в отлаженную систему личного обогащения за счет государства. В подходе к некоторым из вопросов, затронутых в романе, позиция автора представляется редакции спорной.
Сюжет книги составляет история любви двух молодых людей, но при этом ставятся серьезные нравственные проблемы. В частности, автор показывает, как в нашей жизни духовное начало в человеке главенствует над его эгоистическими, узко материальными интересами.
Его арестовали, судили и за участие в военной организации большевиков приговорили к восьми годам каторжных работ в Сибири. На юге России у него осталась любимая и любящая жена. В Нерчинске другая женщина заняла ее место… Рассказ впервые был опубликован в № 3 журнала «Сибирские огни» за 1922 г.
Маленький человечек Абрам Дроль продает мышеловки, яды для крыс и насекомых. И в жару и в холод он стоит возле перил каменной лестницы, по которой люди спешат по своим делам, и выкрикивает скрипучим, простуженным голосом одну и ту же фразу… Один из ранних рассказов Владимира Владко. Напечатан в газете "Харьковский пролетарий" в 1926 году.
Прозаика Вадима Чернова хорошо знают на Ставрополье, где вышло уже несколько его книг. В новый его сборник включены две повести, в которых автор правдиво рассказал о моряках-краболовах.