Иногда в такие проверки Ягердышка вдруг явственно слышал телесный призыв и тотчас ложился на жену сверху, шаря под ее животом по слежавшемуся меху, отыскивая нужное место, которое раскрывается в самом сладком бабьем уголке. Эскимоска никогда не просыпалась от мужниных манипуляций, а может, и не засыпала, но так или иначе, признаков, что произошло вторжение в ее сухое тело, не выказывала.
Старая, ухмылялся Ягердышка, пересохла, словно рыбина на солнце. Все в ней пересохло, а оттого и детей не рожает. Людишки говорили, что они разной веры, а потому и не дает им небо продолжения. Ягердышка был православным, а Укля, так звали жену, водила хороводы вокруг шамана и шептала какие-то непонятные заклинания по поводу и без повода, сыпала в углы чума всякую дрянь, но была тиха и покорна…
Приноравливаясь за нартами и покрикивая на вожака собачьей упряжки, Ягердышка вспомнил лето, когда его пытались призвать в армию. Он исправно приехал в Центр и явился в военкомат, где его раздели донага, измерили с помощью длинной палки и по причине чрезвычайно малого роста, а также малого размера обуви отпустили обратно в тундру. Военный комиссар, глядя вслед Ягердышке, с недоумением развел руками: «Что ж, мне у восьмилетнего сына сапоги для него просить? — сказал и улыбнулся. — Говорят, у мужика в штанах то же, что и в сапогах!» — опять улыбнулся. Улыбнулась и вся призывная комиссия, вспомнив чукчино недоразумение.
В Центре Ягердышка на радостях запил, а пропив все до копейки, решил не возвращаться в родной чум, а отправился в сторону эскимосских поселений, с которыми чукчи традиционно торговали испокон веков. Ему хотелось поподробнее узнать, как живут за Беринговым проливом, в чужой стране Америке… Однако, не зря же два года Родина подарила!
Через пять дней поисков Ягердышка понял, что заблудился, но не испугался того: в тундре, примыкающей прямо к вечным льдам, стояло на редкость теплое лето, так что и шапка не нужна. Разве можно трусить, затерявшись в родном доме!
Ел он, что под ногой хрустнет. И ягоду, и гриб любой, и ягель, так что несварение в желудке случилось закономерно, и он то и дело садился в тот же ягель облегчить свое и без того воробьиное тело.
А нашелся Ягердышка неожиданно. Он уже почти добрел до Северного Ледовитого океана, чуял самую соль воды, когда вдруг рассмотрел небольшой белый айсберг, с вершины которого, прогретой солнцем, сбегал ручей. Причем так была устроена ледяная глыба, что имела на высоте человечьего роста подобие трамплина, с которого и спрыгивал маленький водопад. И спрыгивал вовсе не в пустоту, не куда-нибудь там в растительность, а на голые плечи ладной эскимоски, которая сразу же заприметила Ягердышку, но ничуть его не застеснялась, продолжала обливать свое тело студеной водой и одаривать чукчу картиной поистине ошеломительной.
В голове у парня зашумело, как после выпитой водки, в горло словно полено засунули. Он стоял раскрыв рот, лишь косые глаза шарили то по плоскому животу эскимоски, то по плоским грудям с бледными сосками…
«Она меня не видит! Не видит! — шептал про себя молодой чукча. — У нее глаза закрыты! Эх! Эх, как повезло!..»
Дело в том, что Ягердышка никогда прежде не видел голой бабы. Материнские руки до плеч, и только… То был первый случай!.. Когда-то, лет семь назад, ему дали посмотреть на фотку с обнаженной французской девицей, выгнувшейся рысью и выставившей напоказ уж такое!!! Но есть индивидуумы, которые не воспринимают наготу чужой расы. Например, белый часто смотрит на черную, что бы она ни вытворяла, равнодушно. Так и красотка на фотке не вызвала в трусах Ягердышки даже легкой подвижки.
Здесь же было совсем иное… Косая!..
Не видит!
Но оказалось, что моющаяся баба все прекрасно подмечает.
— Замужняя я! — крикнула негромко, чем застала Ягердышку врасплох, так что в желудке опять скрутило. Он отбежал поодаль, скинул порты и стал еще легче. Так и улечу в небо, подумал.
— Жаль! — крикнул он, когда вернулся.
Баба уже оделась и собиралась уходить.
— Жаль!
— Чего же? — обернулась.
— Что замужняя!
— А то?
— Женился бы, — ответствовал Ягердышка, все еще ослепленный ее наготой.
— Пошли, — поманила баба.
Он не стал спрашивать, куда, а затрусил за бабой спешно; эскимоска шла молча, но быстро, так что Ягердышке пришлось припрыгивать вослед. Целый час они шли до стойбища, а чукча узнал о бабе лишь одно — как ее зовут. Укля!
Она привела его в свой чум, в котором, впрочем, мужа не оказалось, а воняло тухлым оленем. «Промышляет, видимо, — подумал Ягердышка. — К вечеру, поди, будет…» Но и к вечеру муж не появился, а Укля, устраивающаяся на ночлег, так и не потрудилась объяснить, где ее благоверный. Ну что ж, Ягердышка не был слишком любопытным и довольствовался открытыми под животом мехами, между которых милостиво пропустили его снаряженную плоть, впрочем, разрядившуюся почти мгновенно.
Так Ягердышка не стал солдатом, но стал мужчиной. Предстояло узнать об Америке…
Но все по порядку. Сначала Ягердышке поведали о муже Укли.
Сухой старикашка, назвавший себя Берданом, сидя на корточках и поглаживая трехволосую бороденку, неторопливо вел рассказ.
