Родео для прекрасных дам - [15]

— Ты зачем тут сидишь? — тихо спросил он. — Ну скажи, ответь — зачем?

— Здесь вопросы задаю я.

— Вопросы… Знаешь, кто ты есть? Сказать?

— Ну, скажи, — Марьяна смотрела на Мамонтова. — Только жалеть не будешь потом, а? Слово не воробей.

— Ты… вы… оборотни вы тут все, понятно? Оборотни. Твари! — Мамонтов поднялся со стула. — Оборотни, а не люди.

Марьяна тоже резко поднялась — ее словно пружиной подбросило. Она шагнула к Мамонтову, приблизилась вплотную.

— Знаешь, зачем я здесь? — спросила она. Мамонтов, видно, не ожидал, что она окажется так близко, рядом — Катя увидела, как лицо его вспыхнуло предательским румянцем. У Марьяны были чудесные духи.

Она протянула руку, схватила Мамонтова за куртку, за грудки, резко рванула к себе, приближая его лицо к своему лицу.

— Знаешь, для чего я здесь? — прошипела она. — Чтоб такие, как ты, подонки, лгуны, небо не коптили, понял?

Она с силой оттолкнула его к стене. Катя не ожидала от хрупкой Марьяны ни такой силы, ни такой ярости. Не ожидал и Мамонтов. Толчок был ему, понятно, как слону дробина, но он все же растерялся.

Вмешиваться сейчас было ошибкой. Но и не вмешиваться уже было нельзя — иначе неизвестно чем кончился бы этот допрос. Но Катя не успела что-то предпринять — в кабинет заглянул дежурный, тот самый, поманил Марьяну, озабоченно зашептал ей что-то на ухо.

— Мамонтов, сядьте на место, — бросила Марьяна. — Иван Михалыч, — попросила она дежурного, — пригласите конвой, я сама должна с ним переговорить. Катя, побудь здесь, мне надо в дежурную часть.

Она забрала чистый бланк протокола допроса, набросила на плечи китель и вышла из кабинета после того, как туда вошел конвойный.

Прошло пять минут, десять. В кабинете было тихо — муха пролетит. Конвойный поставил свободный стул так, чтобы он загородил дверь, сел, вытянул ноги.

— А погода ничего, — сказал он, обращаясь к Кате. — Какое лето синоптики прогнозируют, не слышали?

— Еще в марте слышала примету — лето будет кислое: дождливое, теплое и грибное.

— Ну и ладно, лишь бы не сушь, как в позапрошлом году, когда леса-то горели, — кивнул дежурный. — Лишь бы не ураганы. Тогда, в позапрошлом-то году, когда буря-то была сильная — крышу с отдела сорвало. Только-только ремонт сделали, металлочерепицей покрыли, все смело подчистую.

— Да вас хоть бы тут всех в пыль, по камешку разметало! — буркнул Мамонтов.

— Но-но, без комментариев, — сказал конвойный, — не с тобой разговаривают.

— Это правда была дуэль? — спросила Катя. Мамонтов мрачно молчал.

— Нет, ну правда?

Он усмехнулся — усмешка была презрительной.

— Ну, все-таки? — не унималась Катя.

— А вы что — из газеты? — спросил Мамонтов.

— Да.

— Ну, и какое впечатление у вас? — От вашей беседы со следователем? Плохое у меня впечатление.

— А, плохое? Ну-ну, а я думал, нравится вам, как она меня тут мордует.

— Это называется психологический прессинг, — заметила Катя.

— Это? Прием, что ли, такой?

— Угу, не слишком удачный, — сказала Катя. — Но и вы должны сделать скидку на то, что…

— Как собака бешеная на меня кидается, — хмыкнул Мамонтов. — И че я ей такого сделал? Лично ей? Ведь ничего не сделал. Наоборот, думал, следователь — женщина, девушка молодая, поймет меня… Месячные, что ли, у нее в разгаре, а?

— Но-но, разговоры, — снова прикрикнул конвойный. — Забыл, где находишься?

— Вы должны сделать скидку на то, что… может быть, вы сами виноваты, что ваш рассказ про дуэль не внушает доверия. — Катя тщательно подбирала слова. — Не внушает Марьяне Ивановне, как следователю, доверия.

— Ну, а как я могу еще рассказать? Как было, так и говорю.

— Про дуэль — правду говорите. А вот про оружие, про пистолеты — врете. Купили на Митинском рынке у неизвестного мужика зимой… курам на смех это, — вздохнула Катя.

— Что, так заметно со стороны?

— А вы как думали — конечно, заметно. А раз этому рассказу нет доверия, значит, нет доверия и тем вашим правдивым показаниям.

— Ну ладно, пусть. Иного про стволы я все равно не скажу. Не могу, — Мамонтов вздохнул.

— А из-за чего у вас с этим Буркиным Олегом дуэль-то была? — с любопытством спросила Катя.

— Личные мотивы. Сугубо. — Мамонтов вытянул губы трубочкой, словно готовясь дудеть в боевую трубу.

— Может быть, из-за ревности? Из-за женщины?

Катя спросила это навскидку — а из-за чего в прошлом-то стрелялись на Черной речке господа гвардейцы? По тому, как он снова густо покраснел, она поняла — попала сразу и в точку.

— Надо, чтобы Буркин, ваш противник, на очной ставке, которая обязательно состоится, подтвердил полностью ваши показания, — сказала она.

— Олег в больнице. Черт, а вдруг ему и правда ногу отрежут?

— Вы куда ему попали?

— Сюда, — Мамонтов показал на бедро. — Целился-то мимо, эх… А вот попал. Рука дрогнула. Мы, правда, пьяные были. Немножко выпили.

Зазвонил телефон — красный, без кнопок, внутренний. Катя поколебалась — кабинет-то все же чужой, — но потом сняла трубку.

— Катя, пожалуйста, — услышала она нервный голос Марьяны, — скажи конвойному, пусть пока этого урода снова в камеру отправит. Тут ситуация внезапно изменилась. Я сейчас вернусь — мне кабинет нужен чистый, без него.

— А что случилось? — спросила Катя.