Род князей Зацепиных, или Время страстей и князей. Том 1 - [67]

Шувалов, вслушиваясь в последние слова доктора, взял стул и сел у столика, за которым рисовал Воронцов.

– Тетушка! – сказал с окна Балк, болтая ногами. – Тетушка, разумеется, хороша, очень хороша, да кусочек-то не по нас! А ведь голова-то у всякого одна, и жизнь нам надоесть еще не успела. Михаил Ларионович это как есть рассудил и любит то, что не представляет никакой опасности да и скорее к делу ведет. Он не хочет витать в эмпиреях, а хочет веселым пирком да за свадебку; так ли, дружище?

– Бог вас знает, что вы за народ, – сказал Лесток шутливо. – То будто и не трусы, то робеете сами не знаете перед чем. Один уверяет, что божество, на которое только молиться нужно; другой за свою голову дрожит. Нет, у нас не так водилось. За один взгляд такой красавицы всякий бы жизнь охотно отдал. А что божество-то, так оно точно, только надо спросить, каково будет этому божеству, если ему ни пить, ни есть не дадут, а одними молитвами да восторгами угощать станут? А ведь вы кое-что похожее на это говорите! Ну да дело не в том. Я пришел к вам завтракать и голоден страшно. Надеюсь, вы угостите меня завтраком?

– Прекрасно, прекрасно, доктор! – вскричал Балк и соскочил с окна. – Я и сам голоден как зверь и очень боялся, что нам придется завтракать в одинокой тройственности, так как Шувалов будет молчать, – это его любимое препровождение времени, – а Воронцов вздыхать. Какой тут аппетит?

– Что же ты ничего не прибавил о своем любимом препровождении времени – болтать? – заметил Воронцов.

– В том-то и дело, что с вами и болтать-то скоро разучишься. А будет завтракать доктор, так мы и выпьем, и поболтаем, пожалуй, и твою Анюточку тут прихватим. Знаем, что тебе будет как маслом по сердцу! – проговорил Балк и убежал.

«Нет! – думал в это время Лесток. – Не таких ей нужно. Они для нее слишком еще молоды, а она для них не довольно стара. Такие юноши обыкновенно влюбляются или в девчонок, или в старух».

Столик был быстро сервирован, и молодые люди вместе с доктором принялись уничтожать холодный паштет, котлеты и яичницу по-французски, с зеленью и спаржей, запивая все это тонким белым и красным бордоским вином.

– Сегодня, господа, не праздник, – сказал Балк, – и нам шампанского не полагается, поэтому предлагаю наполнить ваши рюмки простым столовым вином, с тем, что пусть каждый из вас задумает какой-нибудь цветок и скажет доктору, а я угадаю, кто какой задумал, на основании того, кто в кого истинно влюблен. Потому что говорят, будто каждый цветок выражает собой характер какой-нибудь женщины.

– А я кому же скажу свой цветок? – спросил Лесток.

– Вы? Да разве вы тоже влюблены?

– Как знать! Ведь я хоть и постарше вас, но не отказался еще от всего человеческого.

– Ну, вы скажите Шувалову. Он мастер секреты держать. В эту минуту в комнату вошел артиллерийский офицер Петр Иванович Шувалов.

– Наливайте же и мне, обходить никого не следует, хоть я уж и завтракал! – сказал он.

– Говори доктору название цветка, изображающего даму твоего сердца, и бери стул! – ответил Балк, разыгрывавший роль хозяина.

Петр Иванович уселся и тоже шепнул на ухо Лестоку имя цветка.

– Ну, я начинаю, – сказал Балк. – Пьем здоровье цветка Михаила Ларионовича – анютиных глазок! Угадал ли?

Воронцов опустил глаза в тарелку.

– Браво, браво! – сказал Лесток. – Увидим, так ли велика будет ваша находчивость дальше. О пассии Михаила Ларионовича мы только что сейчас говорили, так не трудно было угадать.

– Ну, выпьемте здоровье тюльпана! – продолжал Балк.

– А вот и не тюльпана, а лилии; это он метил на меня, – сказал Петр Иванович. – Хоть лилия и не далеко от тюльпана, а все же не то!

– Вот выдумал, разве бывают лилии смугляночки?

– Ну, наливай снова! Угадаешь ли мой цветок? – сказал Александр Иванович.

– Угадаю, брат, угадаю! Я дальновиднее, чем ты думаешь, только скажу: береги свою голову! Здоровье махровой розы!

Доктор пристально взглянул на Шувалова. Тот потупился.

– Ну, теперь задача не в том, чтобы я не угадал предмет, в который влюблен доктор, нет, я его знаю; но я не знаю, каким он цветком обозначается! – продолжал Балк.

– В кого же я влюблен? – спросил Лесток.

– Известно – в деньги! – отвечал Балк. – Только каким же цветком можно обозначить деньги?

Лесток поморщился.

– Чертополохом! – отвечал Александр Иванович Шувалов.

– Так за здоровье чертополоха!

В это время вошел камер-лакей и спросил:

– Ее превосходительство Мавра Егоровна приказала спросить, можно ли ей войти?

– Просим, просим, очень рады! – сказал Воронцов и оба Шуваловы, в то время как Балк успел проговорить на ухо Лестоку:

– Я так и знал, что явится!

– А что?

– Да стоит Петру Шувалову показаться, она тут как тут! Я, право, не понимаю, как это ей не надоест; а он хоть и называет ее лилией, но, кажется, и не думает…

– Э! Так это она-то лилия; ну, уж этого я никак не думал! Впрочем, отчего же? Петр Иванович не из тех, которые с ума сходят от глазок; он смотрит и ждет случая…

– То есть вы хотите сказать, другими словами, что и он не меньше вас любит чертополох!

– Что не меньше, это верно! – отвечал, засмеявшись, Лесток и встал, чтобы приветствовать вошедшую даму.