Робур-завоеватель - [39]
Но в данном случае морем служила земная атмосфера. Плавать в ней бутылка не может. Хорошо еще, если она свалится прямо на какого-нибудь прохожего – и при этом не проломит ему череп, – в противном случае ее могут вообще никогда не найти.
Но так или иначе, а иного средства узникам не оставалось, и они уже решили было принести в жертву одну из имевшихся на борту бутылок, как вдруг дядюшку Прудента осенила новая мысль. Читатель помнит, что он нюхал табак, и этот небольшой порок вполне простителен, особенно если речь идет об американце, который мог бы делать вещи и похуже. И вот, как всякий человек, нюхающий табак, дядюшка Прудент не расставался с табакеркой; эта алюминиевая коробочка в то время была пуста. Если выбросить табакерку за борт, ее, возможно, найдет какой-нибудь достопочтенный обыватель; он, конечно, подберет ее и отнесет в полицейский участок, где и ознакомятся с документом, сообщающим о положении, в котором оказались обе жертвы Робура-Завоевателя.
Сказано – сделано. Записка была короткой, но в ней было изложено все самое существенное и указывался адрес Уэлдонского ученого общества с просьбой переслать записку по назначению.
Затем дядюшка Прудент вложил письмо в табакерку, которую он обернул плотной шерстяной тряпкой и крепко перевязал, чтобы она не раскрылась в воздухе и не разбилась при падении на землю. Теперь оставалось только дождаться удобного случая.
Надо сказать, что во время этого стремительного перелета над Европой всякая попытка выйти из рубки и проползти по палубе – да к тому же еще незаметно – была связана с опасностью вывалиться за борт. К тому же нельзя было допустить, чтобы табакерка упала в море, залив, озеро или какую-нибудь реку: попади она в воду, она навсегда была бы потеряна.
Однако все же оставалась надежда, что узникам удастся войти таким образом в сношения с обитаемым миром.
В дневные часы осуществить этот план было особенно трудно. Куда разумнее дождаться наступления ночи и воспользоваться либо уменьшением скорости, либо остановкой «Альбатроса» для того, чтобы выйти из рубки. Быть может, тогда удастся благополучно добраться до борта и незаметно уронить драгоценную табакерку над каким-нибудь городом.
Впрочем, если бы обстоятельства и благоприятствовали пленникам, им все равно не удалось бы привести свой план в исполнение – по крайней мере в тот день.
В самом деле, оставив за собой территорию Норвегии на широте Густы, «Альбатрос» взял курс на юг. Он летел над Европой вдоль нулевого меридиана, на котором расположен Париж. Следуя в этом направлении, он пересек Северное море, вызвав вполне понятное замешательство на борту множества кораблей, совершающих плаванье между берегами Англии, Голландии, Франции и Бельгии. Если бы брошенная вниз табакерка не угодила прямо на палубу одного из этих судов, она, без всякого сомнения, пошла бы ко дну.
Вот почему нашим коллегам пришлось дожидаться более подходящего момента. Впрочем, как увидит читатель, вскоре им должен был представиться великолепный случай.
В десять часов вечера «Альбатрос» приблизился к берегам Франции примерно над Дюнкерком. Ночь была довольно темная. На мгновенье электрический луч с маяка Гри-Нэ, расположенного на одном берегу пролива Па-де-Кале, скрестился с огнями дуврского маяка, расположенного по другую сторону этого пролива. Затем «Альбатрос» полетел над Францией, все время держась на высоте около тысячи метров.
Скорость его нисколько не уменьшилась. Он проносился, словно снаряд, над городами, городками и селениями, столь многочисленными в этих богатых провинциях Северной Франции. То были расположенные на одном меридиане с Парижем Дюнкерк, затем Дуллан, Амьен, Крей, Сен-Дени. Ничто не могло заставить воздушный корабль отклониться от прямой линии. И к полуночи он оказался над «Городом света», который вполне заслужил право на это название, ибо он залит светом даже тогда, когда его обитатели спят или по крайней мере должны спать!
По какой необъяснимой причуде решил инженер сделать остановку над самым центром Парижа? Трудно сказать. Но как бы то ни было, «Альбатрос» снизился и парил теперь всего лишь в нескольких сотнях футов над городом. Робур вышел из своей каюты, и вслед за ним весь экипаж воздушного корабля высыпал на палубу подышать воздухом ночного Парижа.
Дядюшка Прудент и Фил Эванс твердо решили не пропустить представившегося им великолепного случая. Выйдя из своей рубки, они отошли подальше от остальных и теперь выжидали подходящей минуты, стараясь не привлекать к себе внимания.
«Альбатрос», напоминавший гигантского жука, плавно скользил над великим городом. Он пролетел над линией бульваров, ярко освещенных в эти ночные часы фонарями Эдисона. До палубы долетал шум экипажей, еще разъезжавших по улицам, и грохот поездов, спешивших в Париж по многочисленным железнодорожным путям. Затем воздушный корабль медленно поплыл на уровне самых высоких сооружений города, словно собираясь коснуться купола Пантеона или креста Дома инвалидов. Миновав оба шпиля Трокадеро, он приблизился к металлической башне на Марсовом поле, чей мощный рефлектор заливал всю столицу электрическим светом.
