Роботы Апокалипсиса - [31]

Как хорошо, что наши окна заклеены. Понятия не имею, почему я решил закрыть их фольгой — возможно, мне не хотелось, чтобы в мое убежище проникла хоть одна частица этого кошмара. В любом случае фольга полностью отражает солнечный свет — и, как можно было бы догадаться, она не пропускает свет, который идет изнутри.

И, что еще более важно, фольга задерживает тепло.

Через час роботы выходят из дома напротив. «Сапер» тащит за собой два мешка. Домашние загружают их и «сапера» в машину. Прежде чем уехать, один из двуногих роботов — массивный домашний, на лице которого застыла жутковатая ухмылка, — останавливается рядом с автомобилем-роботом и замирает, осматривая пустынную улицу. Я не двигаюсь, не дышу, не моргаю.

Тех стариков я больше не видел.

Ночью «смотрители» пролетают мимо нашего дома примерно каждый час. В своих кошмарах я слышу тихое «топ-топ-топ» их роторов. Мой мозг попал в бесконечную петлю и бешено пытается найти выход из ситуации.

Если не считать пары разрушенных зданий, то город, похоже, не пострадал — ровные мостовые, легко открывающиеся двери, лестницы и пандусы для инвалидных колясок. Мне в голову приходит одна мысль.

Я бужу Доун.

— Милая, ты права, — шепчу я. — Они все убирают потому, что иначе не смогут здесь действовать. Но мы можем осложнить им жизнь — причем сильно. Можем завалить улицы, чтобы нельзя было проехать, можем что-нибудь взорвать.

Доун садится на постели и недоверчиво смотрит на меня.

— Ты хочешь уничтожить наш город?

— Доун, этот город уже не наш.

— Машины разрушают все, что мы построили, — все, что построил ты. А ты хочешь им помочь?

Я кладу руку на ее теплое, крепкое плечо и отвечаю просто:

— Разрушение — это часть строительства.

Я начинаю со своего собственного дома.

Кувалдой пробиваю стены, отделяющие нас от соседских квартир. Дырки делаю на уровне пояса, чтобы не попасть по розетке, и кроме того, не лезу на кухню и в ванную. Выяснять, какие стены несущие, нет времени, поэтому я действую наугад, надеясь, что от одного отверстия потолок не обвалится.

Доун забирает из пустых квартир продукты и инструменты, я вытаскиваю тяжелую мебель в коридор и баррикадирую двери изнутри. Теперь, шмыгая по нашим «крысиным норам», мы можем исследовать весь этаж.

В вестибюле я разрушаю все, что вижу, — лифт, стойку консьержа, разбиваю горшки с растениями, разношу стены, зеркала, люстру, и складываю обломки в огромную кучу перед входной дверью. А, и еще я запираю главный вход. На всякий случай.

На других этажах я обнаружил еще нескольких людей; они что-то кричат в ответ из-за дверей, но не выходят. А в большинстве случаев на стук никто не отзывается.

Приходит время следующего этапа.

На заре я выбираюсь из дома и принимаюсь шмыгать от одной двери к другой. Если не показываться им на глаза, машины новых моделей меня не замечают, и я слежу за тем, чтобы нас всегда что-нибудь разделяло — скамейка автобусной остановки, столб или газетный киоск.

И конечно, черт побери, я не схожу с тротуара.

Снаряжение лежит там, где я оставил его три дня назад, до начала Новой войны — в подсобке моей конторы, всего в нескольких кварталах от дома. Я отношу снаряжение домой, а на закате, когда освещение самое тусклое, делаю еще один заход. Домашние роботы прекрасно видят в темноте, и спать им не нужно, так что я решаю, что от ночных походов никакой пользы не будет.

Во время первого рейса я наматываю на руку детонирующий шнур и надеваю его через голову, словно патронташ. Шнур длинный, гибкий и по-девчачьему розовый. Если обмотать его вокруг деревянного телефонного столба пять раз и взорвать, столб сломается, а если пятнадцать — то взлетит на двадцать футов в воздух и засыплет все вокруг щепками.

Но в целом детонирующий шнур — довольно стабильная штука.

В следующий свой поход я набиваю вещмешок пачками, похожими на коробки от обуви — в каждой десять капсюлей-детонаторов, — и практически в последний момент прихватываю защитные очки и затычки для ушей.

Я собираюсь взорвать дом через дорогу.

Кувалдой я пробиваю дыры в стенах и убеждаюсь, что на верхних трех этажах никого нет. Роботы уже все здесь зачистили — ни крови, ни трупов, только зловещая чистота. Отсутствие мусора пугает меня, напоминает истории о призраках — те, в которых первопроходцы находят пустые города, где в домах накрыты столы и картофельное пюре в кастрюльках еще теплое.

Ужас подстегивает меня, заставляя действовать быстро и методично. Бросив найденные консервы на простыню, я волочу ее за собой по темным коридорам.

Оказавшись на крыше, я прокладываю по ней несколько линий детонирующего шнура, не приближаясь к водонапорной башне. На верхнем этаже прикрепляю к стенам еще несколько кусков шнура, бросаю на пол часть капсюлей. От основного каркаса здания я стараюсь держаться подальше: мне хочется нанести небольшой, косметический, ущерб, а не разрушать дом целиком.

Я работаю в одиночку, тихо, и дело спорится. В обычных условиях моя команда несколько месяцев обкладывала стены геотекстилем, чтобы куски металла и бетона не разлетались во все стороны. Удивительно, как далеко летят осколки стен при взрыве. Но на этот раз осколки мне нужны: я хочу повредить соседние здания, вышибить стекла, пробить дыры в стенах, выцарапать квартиры, превратив их в подобие пустых глазниц.