Робот-зазнайка - [10]

– Какого дьявола!.. – только и выговорил Джимми.

– Это Гэллегер, – объявил Элия. – И Силвер. Приятный сюрприз. Присоединяйтесь к нам.

– Только на один вечер, – кокетливо улыбнулась Силвер.

Гэллегер, приободренный чужим бокалом, вгляделся в мужчин. Джимми Тон был здоровенный, загорелый, красивый детина с выдвинутым подбородком и оскорбительной улыбкой. Отец представлял собой помесь Нерона с крокодилом.

– Мы тут празднуем, – сказал Джимми. – Как это ты передумала, Силвер? А говорила, что будешь ночью работать.

– Гэллегер захотел с вами повидаться. Зачем – не знаю.

Холодные глаза Элии стали совсем ледяными.

– Т-ак зачем же?

– Говорят, мы с вами подписали какой-то контракт, – ответил Гэллегер.

– Точно. Вот фотокопия. Что дальше?

– Минутку. – Гэллегер пробежал глазами документ. Подпись была явно его собственная. Черт бы побрал робота!

– Это подлог, – сказал он наконец.

Джимми громко засмеялся.

– Все понял. Попытка взять нас на пушку. Жаль мне вас, приятель, но вы никуда не денетесь. Подписали в присутствии свидетелей.

– Что же, – тоскливо проговорил Гэллегер. – Полагаю, вы не поверите, если я буду утверждать, что мою подпись подделал робот…

– Ха – вставил Джимми.

– …который гипнозом внушил вам, будто вы видите меня.

Элия погладил себя по блестящей лысой макушке.

– Откровенно говоря, не поверим. Роботы на это не способны.

– Мой способен.

– Так докажите. Докажите это на суде. Если вам удастся, тогда, конечно… – Элия хмыкнул. – Тогда, возможно, вы и выиграете дело.

Гэллегер сощурился.

– Об этом я не подумал. Но я о другом. Говорят, вы предлагали мне сто тысяч долларов сразу, не считая еженедельной ставки.

– Конечно, предлагали, разиня, – ухмыльнулся Джимми. – Но вы сказали, что с вас и двенадцати тысяч довольно. Вы их и получили. Однако утешьтесь. Мы будем выплачивать вам премию за каждое изобретение, полезное «Сонатону».

Гэллегер встал.

– Эти рожи неприятны даже моему беспринципному подсознанию, – сообщил он Силвер. – Пошли отсюда.

– Я, пожалуй, еще побуду здесь.

– Помните о заборе, – таинственно предостерег он. – Впрочем, воля ваша. Я побегу.

Элия сказал:

– Не забывайте, Гэллегер, вы работаете у нас. Если до нас дойдет слух, что вы оказали Броку хоть малейшую любезность, то вы и вздохнуть не успеете, как получите повестку из суда.

– Да ну?

Тоны не удостоили его ответом. Гэллегер невесело вошел в лифт и спустился к выходу.

А теперь что? Джо.

Спустя четверть часа Гэллегер входил в свою лабораторию. Там были зажжены все лампы; в близлежащих кварталах собаки исходили лаем – перед зеркалом беззвучно распевал Джо.

– Я решил пройтись по тебе кувалдой, – сказал Гэллегер. – Молился ли ты на ночь, о незаконнорожденный набор шестеренок? Да поможет мне бог, я иду на диверсию.

– Ну и ладно, ну и бей, – заскрипел Джо. – Увидишь, что я тебя не боюсь. Ты просто завидуешь моей красоте.

– Красоте!

– Тебе не дано познать ее до конца – у тебя только шесть чувств.

– Пять!

– Шесть. А у меня много больше. Естественно, мое великолепие полностью открывается только мне. Но ты видишь и слышишь достаточно, чтобы хоть частично осознать мою красоту.

– Ты скрипишь, как несмазанная телега, – огрызнулся Гэллегер.

– У тебя плохой слух. А мои уши сверхчувствительны. Богатый диапазон моего голоса для тебя пропадает. А теперь – чтоб было тихо. Меня утомляют разговоры. Я любуюсь своими зубчатками.

– Предавайся иллюзиям, пока можно. Погоди, дай только мне найти кувалду.

– Ну и ладно, бей. Мне-то что?

Гэллегер устало прилег на тахту и уставился на прозрачную спину робота.

– Ну и заварил же ты кашу. Зачем подписывал контракт с «Сонатоном»?

– Я же тебе объяснял. Чтобы меня больше не беспокоил Кенникотт.

– Ах ты, самовлюбленная, тупоголовая… эх! Так вот, из-за тебя я влип в хорошенькую историю. Тоны вправе требовать, чтобы я соблюдал букву контракта, если не будет доказано, что не я его подписывал. Ладно. Теперь ты мне поможешь. Пойдешь со мной в суд и включишь свой гипнотизм или что там у тебя такое. Докажешь судье, что умеешь представляться мною и что дело было именно так.

– И не подумаю, – отрезал робот. – С какой стати?

– Ты ведь втянул меня в этот контракт! – взвизгнул Гэллегер. – Теперь сам и вытягивай!

– Почему?

– «Почему»? Потому что… э-э… да этого требует простая порядочность!

– Человеческая мерка к роботам неприменима, – возразил Джо. – Какое мне дело до семантики? Не буду терять время, которое могу провести, созерцая свою красоту. Встану перед зеркалом на веки вечные…

– Черта лысого! – рассвирепел Гэллегер, – Да я тебя на атомы раскрошу.

– Пожалуйста. Меня это не трогает.

– Не трогает?

– Ох, уж этот мне инстинкт самосохранения, – произнес робот, явно глумясь. – Хотя вам он, скорее всего, необходим. Существа, наделенные столь неслыханным уродством, истребили бы друг друга из чистой жалости, если бы не страховка – инстинкт, благодаря которому они живы до сих пор.

– А что, если я отниму у тебя зеркало? – спросил Гэллегер без особой надежды в голосе.

Вместо ответа Джо выдвинул глаза на кронштейнах.

– Да нужно ли мне зеркало? Кроме того, я умею пространствить себя локторально.

– Не надо подробностей. Я хочу пожить еще немножко в здравом уме. Слушай, ты, зануда. Робот должен что-то делать. Что-нибудь полезное.