Робокоп III. Буллит - [31]

— Да веди себя благоразумнее, — проворчал дядюшка Симон. — Что-то не нравится мне твое настроение. Помни, о чем я тебе говорил.

— Я обязательно запомню, — бросила ему на прощание Берта уже из-за двери.

— Как ты все это терпишь? — удивился Максвелл, когда они вышли на улицу.

— Он мой дядя. Когда-то он носил меня на руках. И потом, у меня больше никого не осталось из родных. Да я уже давно привыкла к его философии.

— Ну, и куда же мы теперь направляемся? — спросил мясник Томас Брэд.

— В храм, — решительно сказала Берта. — Там наши знакомые, соседи. Мы тоже должны быть там. Мы должны защищать свои дома, а не трусливо прятаться. Иначе они будут делать с нами все, что захотят.

На удивление всем, желтый фургон стоял на месте.

— А кому он нужен, такой старенький, — улыбнулась Берта.

— Ну, полиция как раз была бы не против сейчас его заполучить, — сказал аптекарь Сэм.

— Только вместе с нами, — добавил Марено.

— А действительно, как мы на нем поедем по городу? — встревожился Максвелл.

— Ну, с таким водителем, как Марено, мы можем в нем самого президента возить, — улыбнулась Берта.

Марено смущенно опустил голову.

* * *

Когда Льюис зашла в полицейский участок, инспектор Джонсон уже проводил инструктаж с полицейскими района по поводу борьбы с повстанцами.

Льюис прошла вперед и села рядом с Питером Джилмером.

— Прежде всего помните, что это не просто бездомные люди, а террористы, готовые на все. На экране вы сейчас увидите места возможного расположения повстанцев и групп сопротивления. Если вы кого-нибудь опознаете, немедленно приступайте к действию. В выборе средств я вас не ограничиваю, и это не только мой приказ.

Джонсон включил компьютер. На экране появился район Кадиллак-Хайц.

— Льюис, я думаю, тебе это будет интересно. Знаешь, что они сделали с Мэрфи? — спросил Питер шепотом.

Льюис пожала плечами.

— Вжик-вжик — и все, — сообщил Питер и покрутил пальцем у виска, объясняя, что именно он имел в виду, говоря о Мэрфи.

В коридоре послышались тяжелые шаги.

Джонсон замолк. Все полицейские повернули головы к открывающейся двери.

Вошел Мэрфи. Льюис подбежала к нему.

— Мэрфи! Ты ничего не хочешь мне сказать? С тобой все в порядке? — тихо спросила она.

Мэрфи молчал. Он смотрел на экран. В его электронном мозгу немедленно включилось воспроизведение, и он увидел храм и маленькую девочку, стоящую у двери.

Он подошел к ЭВМ и подключился к ней.

Сейчас же на экране, сменяя друг друга, замелькали лица мужчин, женщин, стариков — жителей района Кадиллак-Хайц.

— Список возможных участников групп сопротивления, — прочитала Льюис надпись на экране.

Мысли Мэрфи вихрем носились по замкнутому кругу. Он не осмеливался сказать правду — это значит следовало бы публично обвинить инспектора полицейского управления Джонсона в лжи. Его охватило тупое отчаяние. Резко повернувшись, он вышел, и такими же тяжелыми шагами быстро пошел по коридору.

Льюис побежала следом, едва поспевая за ним.

— Эй, Льюис! Возьми бронежилет! — крикнул ей вдогонку Питер.

— Не стоит, у меня выходной, — ответила она. Мэрфи, ни слова не говоря, подошел к полицейской машине и сел в нее. Льюис устроилась рядом.

— Но мне-то ты можешь объяснить, что с тобой случилось, что происходит?

— У тебя есть семья? — спросил Мэрфи.

— Разве ты забыл об этом? — удивилась она вопросу. — Брат живет в Питсбурге. Тот, что звонит только тогда, когда открыткой напомнишь ему об этом.

Робот молчал.

Льюис дотронулась до его руки:

— Я же вижу, чувствую, что что-то происходит. У тебя все в порядке?

— Спасибо, Энн. Ты слишком добра ко мне. Да, конечно, я прекрасно себя чувствую.

* * *

Плашер, развалившись в кресле, попивал виски.

Судьба, как никогда, была к нему в последнее время благосклонна. Он заработал на наркотиках огромные деньги, и теперь надо было решить, во что их вложить.

Плашер давно мечтал о красивой, шикарной загородной вилле где-нибудь на берегу моря, о собственной яхте, на которой можно было бы летом каждый месяц отправляться на пару деньков на какой-нибудь необитаемый островок.

Пора вылезать из этой грязи и заняться наконец чистым бизнесом. Что-то подсказывало Плашеру, что уже надо остановиться, бросить этот город и эту страну, уехать куда-нибудь, где его никто не знает.

Еще ему необходимо было подыскать себе женщину, которая была бы верной ему, как собака, и на которую бы заглядывались мужчины.

При мысли о женщинах Плашер окунулся в легкую, уже хорошо знакомую ему грусть. Прошло немало лет, а он до сих пор хранил в душе память о молоденькой длинноволосой девушке, которая незаметно для самого Плашера стала для него идеалом женской красоты. О девушке, которую он видел только раз в жизни, и которой уже давно не было в живых.

Плашеру тогда едва исполнилось девятнадцать лет.

Ввалившись с напарниками в небольшой бар, который находился на самой окраине Кадиллак-Хайца, она заказали виски. С криками, хохотом направились к ближайшему столику. Несколько посетителей, которые в это время находились в баре, бросали на них недовольные взгляды, но сделать замечание никто не осмеливался.

Когда они уже собирались уходить, молодой бармен подошел к Плашеру и положил ему руку на плечо.