Робинзоны Вселенной - [53]

— Ушам своим не верю! — вырвалось у Юэна. — Это же преступление.

— Точно так же говорил и доктор Ди Астуриен, — кивнула Хедер. — На Земле это было бы преступлением. Но здесь, по его словам, выкидыш — это единственный способ, каким природа может избавиться от зародыша, не способного привыкнуть к местным условиям — силе тяжести, там, и так далее. Лучше пускай пораньше произойдет выкидыш, и женщина начнет все заново — чем еще шесть месяцев донашивать ребенка, который все равно умрет или вырастет дефективным. На Земле мы могли позволить себе роскошь даже спасать дефективных детей — со смертельными наследственными заболеваниями, умственно отсталых, с родовыми травмами, нарушениями развития плода и прочим в том же роде. У нас была специальная аппаратура и целая инфраструктура для таких вещей, как переливание крови, трансплантация органов с гормонами роста, реабилитация и воспитание дефективных детей. Но здесь, если мы не хотим когда — нибудь оставлять дефективных детей на съедение диким зверям или… убивать самим — лучше заранее свести число их к абсолютному минимуму… Кстати, половина дефективных детей, рождающихся на Земле — не знаю, может, не половина, может, и девяносто процентов, на Земле ведь давным — давно укоренилось, что выкидыш следует предотвращать любой ценой — появляются на свет потому, что природе не дали осуществить естественный отбор, помешали умереть ребенку, который все равно ведь не жилец. А на такой планете, как эта, речь, между прочим, идет о жизни или смерти всей нашей популяции — мы просто не можем позволить наследственным заболеваниям и врожденным дефектам попасть в генофонд. Теперь понимаешь, что я имею в виду? То, что на Земле сочли бы безумием, здесь абсолютно необходимо для выживания. Естественный отбор должен идти своим чередом — а значит, ни в коем случае нельзя героически предотвращать выкидыш или спасать ребенка со смертельным наследственным заболеванием или родовой травмой.

— А при чем тут сумасшедшие россказни Джуди, будто отец ребенка — инопланетянин? — требовательно поинтересовался Юэн.

— А вот при чем. Мы должны научиться мыслить по — новому — а не отвергать что — то с порога только потому, что это фантастично звучит.

— Ты что, веришь, будто какой — то там неведомый абориген… ну хватит, Хедер, ради Бога!

— Какого именно бога? — полюбопытствовала Хедер. — Все боги, о каких мне доводилось слышать — земные. Я понятия не имею, кто зачал ребенка Джуди. Меня там не было. Но она — то была — и в отсутствие доказательств я предпочитаю поверить ей на слово. Склонности к фантазированию за ней не замечалось, и если она заявляет, что с ней занимался любовью какой — то инопланетянин, и она забеременела — черт побери, я буду этому верить, пока не докажут обратного. Или, по крайней мере, пока я не увижу ребенка. Если он будет как две капли воды похож на тебя или на Забала, или на Мак — Леода — тогда, может быть, я поверю, что Джуди спятила. Но во время второго Ветра ты мог в определенной мере себя контролировать. Мак — Аран мог до определенной степени себя контролировать. Очевидно, после первого раза вырабатывается некоторый иммунитет к действию этой галлюциногенной пыльцы. Джуди дала вполне рациональное объяснение тому, что она делала во время второго массового улета — и это логически стыкуется с тем, что, по ее словам, было с ней в первый раз. Так почему бы не истолковать сомнение в ее пользу?

Медленно двигая карандашом, Юэн вычеркнул из карточки все имена, оставив только: «Отец: неизвестен».

— Это единственное, что мы можем сказать с уверенностью, — наконец произнес он. — Ладно, потом разберемся.

В большом здании, где размещались столовая, кухня и актовый зал — хотя уже строилась отдельная кухня, из тяжелого бледного полупрозрачного местного камня — несколько женщин из коммуны Новые Гебриды, в клановых юбках и теплых форменных куртках, готовили обед. Одна из них, девушка с длинными рыжими волосами, напевала негромким сопрано:

Грустно вдоль воды брожу,

день же клонится к закату.

Где сын солнца дочь лесов привораживал когда — то,

почему сидеть, вздыхать я должна одна, устало дергая, дергая, дергая орляк?..

На кухню зашла Джуди, и девушка умолкла.

— Доктор Ловат, все готово. Я сказала им, что вы в госпитале, так что мы начали без вас.

— Спасибо, Фиона. Скажите, пожалуйста, а что это такое вы пели?

— А, это из наших старых островных песен, — ответила та. Вы не знаете гаэльского? Так я и думала… Это «Любовная песнь феи» — про фею, которая полюбила смертного и осталась вечно бродить среди Скайских холмов, разыскивая его, недоумевая, почему он к ней не возвращается. По — гаэльски это звучит гораздо лучше.

— Тогда уж пойте ее по — гаэльски, — предложила Джуди. — Скука смертная будет, если на этой планете сохранится только один язык. Скажи, пожалуйста, Фиона, святой отец не заходит в общую столовую, так?

— Нет, обычно ему выносит еду кто — нибудь из дежурных.

— Можно, я сегодня отнесу ему обед? Мне хотелось бы поговорить с ним, — произнесла Джуди.

Фиона сверилась с приколотым к стене листком, где был криво расчерчен график дежурств по кухне.