Робинзон в русском лесу - [31]

Все эти хлопоты заняли четверо суток. Я давно уже окончил свою починку, и, так как Вася не хотел приниматься за ров, пока не смажет ось дегтем, то, чтобы не терять времени, спускался каждый день к озеру, рубил липы и снимал с них кору. Мне очень не нравилось, что кора, как только я снимал ее с дерева, свертывалась в трубки: я пытался подложить их под гнет из досок и камней, но тогда некоторые из них полопались и изломались. Чтобы избежать этого, я стал сначала мочить лубы в воде и потом уже выпрямлять, просушивая под грузом.

Когда мы снова принялись за ров, оказалось, что корзина, в которой мы подымали землю, обветшала и могла скоро развалиться. Копать землю целый день было слишком утомительно, единственным отдыхом, который мы себе позволяли, была поливка и прополка в огороде, завтрак и обед, но этого было мало: поэтому мы решили, что около полудня, когда становится очень жарко, будем ходить к озеру сдирать лубья или резать лозу для корзин, плести которые предполагалось вечером. Поэтому мы стали часто ходить на озеро и опять принялись за ловлю уток. Однажды мы зашли дальше обыкновенного в такую местность, где до сих пор еще не бывали, и вдруг очутились на довольно большом лугу, поросшем прекрасной, сочной травою.

— Вот где сено! — невольно воскликнул я. — Просто жаль, что у нас нет коровы.

— Хоть коровы у нас и нет, а сено косить все-таки придется, — ответил Вася. — А чем же мы лося-то зимой кормить будем?

— Значит, он не шутил, — подумалось мне.

— Вот и новая работа по вечерам! Нужно делать грабли да придумать косу, — продолжал Вася.

Он ступил было на заманчивую мураву луга, но ноги его так глубоко ушли в топь, что я должен был помочь ему выбраться оттуда.

— Вот тебе и сено! Значит, скосить его нельзя, — печально сказал он, отряхивая с сапог липкую грязь.

— А я думаю, что все-таки можно, — ответил я. — Летом топь, может быть, просохнет, а если даже и нет, то ведь ходили же мы с тобой по снегу на лыжах, попробуем и здесь.

— Умно сказано! — одобрительно кивнул Вася. — Однако пора нам уж домой. Пойдемте берегом.

Мы возвращались, весело разговаривая о предстоящих работах. Вдруг из-под самых моих ног шумно сорвалась утка. Это было так неожиданно, что я вздрогнул и остановился.

— Это утка, а не селезень, — сказал Вася, когда птица опустилась в тростник недалеко от нас. — Здесь должно быть где-то гнездо с яйцами, оттого она и села так близко. Поищемте-ка. Уж ведь больше года, как мы не ели яиц. Только прячут они их мастерски! — ворчал он, осторожно разводя руками высокую болотную траву. Я также нагнулся и стал искать.

Через несколько минут мы, действительно, нашли на сухой кочке, под густым кустом, утиное гнездо. Оно было сделано из сухих веток, листьев и болотной травы, а в середине выстлано пухом. В этом простом хранилище лежало двенадцать яиц.

Мне было жаль лишать бедную утку всей кладки, и я уговорил Васю взять только пять. После этого случая мы часто лакомились утиными яйцами, а впоследствии ловили и жарили утят. Мы уже не боялись, что избыток провизии испортится: у нас был ледник, в котором все сохранялось очень долго.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ Мы находим способ делать веревки.

По вечерам мы усердно плели корзины, а с тех пор, как нашли покос, я стал делать грабли.

Однажды я взял ручную пилу, чтобы отпилить сухой сосновый брусок и наделать зубьев для грабель. Вася перестал работать и внимательно следил за мной.

— Вот я несколько раз ломал себе голову, из чего бы нам сделать косу, и никак не мог ничего выдумать. Теперь смотрел, как вы пилите, и мне вдруг вздумалось, что из этой пилы можно сделать отличную косу. Нужно только очень остро наточить ее тупое ребро, а ручкой крепко прикрутить к палке, как насаживают косы. Пила от этого нисколько не испортится, только трудно будет наточить ее так, чтобы она могла косить траву. Возьмите большую пилу, а эту дайте мне: я сейчас попробую точить.

Он достал с полки большой напильник и точило и принялся за работу. Но пила была хорошая, английская, — крестный отец мой не пожалел денег на инструменты. Она плохо поддавалась напильнику, и Вася решил действовать одним точилом. Два вечера провел он над этим, но когда подал мне свое произведение, я удивился его остроте. Длинные палки были давно уже заготовлены для грабель: Вася выбрал самую прочную и приколотил к ней свою импровизированную косу.

На другой день мы отправились на луг. Вася объявил, что, пока он косит, я должен расчистит на сухой части берега пространство, достаточное для просушки сена. Он надел лыжи и осторожно спустился на луг. Ноги его, действительно, не вязли, но передвигать их было довольно трудно. Зато коса действовала превосходно, тем более, что Вася беспрестанно подтачивал ее оселком.

До полудня мы работали усердно и молча. Наконец Вася утомился и пришел на берег завтракать, я успел уже расчистить довольно большое пространство от молодого орешника и оттащить обрубленные ветви. Завтракая, мы стали рассуждать о том, как доставить сено с топи на сухое место, и решили, что сделаем волокушу из двух молодых березок. Признаюсь, не без страха ступил я на шаткую почву болота, но веселость Васи ободрила и успокоила меня. Мы сгребали сено к волокам, накладывали на них небольшие копны и отвозили на берег, где я раскидывал траву тонким слоем, чтобы она могла просохнуть на солнце.