Робин Гуд с оптическим прицелом. Путь к престолу - [52]

И вдруг странная мысль пришла мне в голову, да так там и засела. Это что же выходит — у нашего славного короля Ричарда, оказывается, не просто Львиное Сердце, но и… Ветвистые Рога?

Глава 3 Об искусстве быть отцом или «Ваша карта, бита, агент Джонс!»

Раньше я как-то слабо представлял себе, что такое «бремя отцовства». И, если честно, я даже не подозревал, насколько жизнь мужчины может усложниться в период, предшествующий окончательному превращению бывшего вольного мустанга в заботливого папашу. Нет, разумеется, я читал и слышал эти жуткие истории о дамских закидонах в период беременности, но одно дело слышать, и совсем другое — прочувствовать на своей шкуре!..

— …Милый! Ну, милый!..

— У?..

С трудом разлепляю глаза. В неверном пламени пары свечей личико Маруси, обычно прелестное, приобретает какие-то странные очертания. Такое ощущение, что я снова провалился в куда-то, и это «куда-то» — голливудский фильм ужасов!

— Милый, пожалуйста, немедленно отыщи сэра де Литля и приведи его сюда!

— У?.. В смысле — на хрена?..

В башке вдруг всплывает старый анекдот про то, как правильно держать свечку…

— Тебе что: тяжело? Может, мне надо самой встать и искать твоего Джона?! — в голосе Масяни прорезываются истерические нотки. — Я должна искать, где твой старший сержант-ат-армее изволит пребывать?!

Вот только реветь не надо!

— Хорошо, хорошо, уже иду…

Я напяливаю на себя странный балахон, который тут служит чем-то вроде домашнего халата — очень, кстати, уютный такой, подбитый мехом, что в здешних сырых казематах совсем не лишнее — и отправляюсь на поиски Маленького Джона…

Главный бодигард сыскан минут через тридцать, в теплой компании отца Тука. Оба моих сподвижника сидят за столом, на который водружен бочонок эля, куча копченого мяса, какая-то рыба, и мило беседуют.

Примас Англии печально повествует:

— …Истинно сказано, что жизнь человеческая проходит в юдоли скорбей, и лишь вера может скрасить сию тяжкую участь. Вот поэтому я и решил со вчерашнего утра больше не пренебрегать утренней молитвой…

Он делает изрядный глоток из громадного кубка, которому больше бы подошло название «ведро»:

— Встал я со своего ложа… да только вернее будет сказать: попытался встать, а это дьявольское порождение — перина — отпускать меня не желает! Тянет, понимаешь, тянет назад в свои жаркие, пуховые объятия, словно бабенка охочая.

— А ты что же, святой отец? — меланхолично вопрошает Джон, в свою очередь прикладываясь к элю.

— Боролся, — сообщает замполит. — Отчаянно сражался, изо всех моих невеликих сил, но — увы! — в который раз был повержен врагом-искусителем. Грешник я, великий грешник! И как только принц, пресветлый наш Робер терпит возле себя такого грешника, как я?..

И он сокрушенно вздыхает, вгрызаясь в олений бок.

— Впрочем, принц, — продолжает он, прожевав, — человек такой светлый, что, можно сказать, почти святой. Почти, это потому что еще жив, а вот помре… Да что же это я?! Как только я помыслить об таком мог?! Скотина я, неблагодарная!..

И отец Адипатус несколько раз врезал сам себе по щекам, да так, что только звон пошел.

— Ведь вот ежели бы не принц — кто бы я был? Беглый расстрига, к тому же еще — и разбойник. А кем я стал, благодаря ему? Примасом всей Англии, так-то вот. Хотя я, может, и не великий толкователь Писания, и не так силен духом, как святой Фома, но все же, думаю, из меня выйдет не самый плохой пастырь. А, кроме того, сладчайший Иисус всегда говорил, что Бог есть любовь, и, стал быть, пастырь, любящий и, сдается мне, очень даже любимый, будет лучшим среди равных. Ибо кто еще научит любви, как не тот, кто познал ее всю, испил, точно бочонок доброго вина, до самого донышка?..

И примас всея Англии сокрушенно замотал головой.

— Это когда же ты ее познал, отец Тук, то есть — Адипатус? Тебе ж вроде как и не положено, а?

— Я тебе так скажу, сэр Джон, — отец Тук напускает на себя серьезный вид. — Все на этом свете — от Господа, только клопы, комары и оводы — от лукавого. И ежели суждено человеку полюбить, так его на это Господь сподвигнул.

Он вздыхает и заводит очи горе:

— Знавал я когда-то одного паломника, так тот, подвыпив, все время распевал канцону, услышанную им где-то в Кастилии. Как же там было?..

Любовь — порожденье свободы святой!

Она восстает на яростный, смертный бой

С законами, что писаны людьми…

Меня ты любишь? На, возьми!

Но берегись, когда меня обманешь…

Класс! Что-то такое я слышал, только как-то по-другому. И в другое время…

— И вот теперь познал я, сколь верна была эта канцона, и сколь сильна и могуча есть любовь…

Так, понятно: сейчас наш несравненный златоуст начнет распинаться о своей «неземной любови» к Беатрис де Леоне. А мне Джон нужен, а то в кровать обратно лечь не дадут…

— Джон! Ты мне нужен. Пошли!

Джонни вскакивает и с готовностью устремляется ко мне, попутно прихватив свой полеакс и длинный лук. На обратном пути он успевает засыпать меня градом вопросов: что случилось? В Тауэр пробрались враги? Принцесса Марион, да хранит ее господь, похищена? А что похищено? Казна? Мой волшебный лук? Меч? Сенешаль Англии?.. Вопросы сыплются, словно горох из мешка, но что я могу ему ответить? Сам ни хрена не знаю!..