Роберт Оппенгеймер и атомная бомба - [47]

Мы, ученые, – если я смею считать себя одним из них – обладаем неким чувством солидарности, которому я придаю значение примера для всего общества, ибо это чувство частично порождено аналогией нашей работы, частично же тем фактом, что мы можем признать наши разногласия и общую точку зрения в соответствии с присущей нам традицией; в ходе опытов и открытий, работая по существу бок о бок, мы находим своего рода новую гармонию.

Все мы в годы учебы, а большинство в течение всей жизни, испытывали потребность все глубже проникать в знания по своей профессии. Эта потребность делает нас более восприимчивыми к пониманию друг друга и дает нам более точное представление о границах, за которыми тёряется возможность взаимопонимания. Это – нелегкая задача, поскольку она означает совершенно новое направление в мировоззрении и в методике образования. Что касается меня, то мне это кажется необходимым для единства и стройности нашей культуры и для будущего любой свободной цивилизации.

«Древо познания» – заглавие, которое я выбрал для этой работы, свидетельствует о том, что речь будет идти о познании. Одновременно оно напоминает библейский текст, ибо я не чувствую себя вправе приступать к рассмотрению этого вопроса, даже если считать его важнейшим для будущего культуры, не вспомнив, хотя бы мимоходом, ненормальное и ужасное положение с новым оружием, с появлением которого на свет так тесно связана моя жизнь.

Прежде всего позволю себе сказать, что я глубоко уважаю всех оптимистов, считающих будто положение могло быть значительно хуже того, которое мы сейчас наблюдаем. Действительно, оно было бы значительно хуже, если бы вся Европа находилась в руках коммунистов или если бы третья мировая война уничтожила нашу цивилизацию и наши жизни. Однако теперешнее положение нельзя считать слишком благоприятным. Достаточно вспомнить об «очаровательных» заявлениях, сделанных в специальном комитете Конгресс США, о том, что в случае развязывания военных действий погибнут триста миллионов человек. Мне не кажется, что в данном случае дается ошибочная оценка, тем более, что опасности, которые угрожают нашей цивилизации, обычно не преувеличиваются.

Вместе с тем я уверен, что некоторые люди, отлично понимающие обстановку, по-моему, выжидают, пока технический прогресс сделает положение еще более опасным и, может быть, еще менее подконтрольным. А между тем необходимо создание организации, контролирующей новые виды оружия. Именно это явилось бы первым доказательством, что отношение государств и правительств к этому вопросу изменилось, а это изменение необходимо для нас, если мы хотим выжить.

Как бы там ни было, беспокойство народов должно стать достаточно глубоким, чтобы идея разоружения овладела массами, а правительства, на которых лежит колоссальная ответственность за поддержание мощи и влияния своих государств, к сожалению, занимаются этим вопросом весьма поверхностно.

Мне тяжело оставлять впечатление человека, который не верит в разоружение. Вы лучше меня знаете неописуемые трудности переговоров по этому вопросу, равно как и то, насколько утопичными выглядят разговоры об искреннем, практичном и действенном разоружении, которое могло бы предохранить мир от ужасов новой войны. Моя точка зрения несколько отличается от общепринятой: я не считаю идею разоружения слишком утопичной, наоборот, она мне кажется недостаточно утопичной.

Я хотел бы привести два довода, вытекающие из самого процесса поступательного шествия науки, которые, как мне кажется, противоречат стабильности и ценности любого разоружения. Они носят общий характер, и мы имели их ввиду, когда в 1946 году группа лиц сначала в США, а потом в Европе изучала все вопросы возможного контроля атомной энергии. Первый из этих доводов состоит в непредусматриваемой гигантской быстроте, с которой накапливаются научные открытия, так что невозможно предусмотреть систему контроля разоружения, которая окажется действенной через десять, двадцать или тридцать лет, если только не запретить всю исследовательскую работу и все открытия, но подобный запрет нельзя будет контролировать, даже при желании. Второй довод таков: накопление знаний имеет практически необратимый характер (если только не будет всемирной катастрофы). Так что, ежели все-таки наступит день, когда нации возьмут друг друга за горло, они фактически будут в состоянии восстановить снова все то, чему научились ранее. Это означает (означало для нас в те времена и означает для меня теперь), что, помимо разоружения, следует продумать возможность действительного сотрудничества между народами всего мира, не считаясь с национальными и иными различиями. Это означает, что весь мир должен стать открытым. Практически это равносильно объявлению незаконным любого секрета. Значит, некоторые основные атрибуты власти, которые по привычке или по традиции находятся еще в руках национальных правительств, а следовательно, и известная доля ответственности должны быть переложены в более «естественные» и менее национальные руки. Это не может быть сделано исключительно только путем создания международных институтов.