Ритуал - [24]

Люку отчаянно хотелось извиниться, но допустить очередную стычку он не мог. А она произойдет, рано или поздно. В какой-то момент Дому придется выпустить пар. Люку оставалось лишь убеждать себя, что он искупит вину, выведя всех из глуши. Найдет выход. Сперва воду, потом выход. Он сделает это для тех, кого когда-то любил, как братьев, даже если их дружбе пришел конец.

Хатч уставился на выветренную каменную арку над дверным проемом. Наклонился ближе и осторожно поскоблил камень перочинным ножом. Люк стоял у него за спиной. Если бы тлеющая злоба не лишила Дома дара речи, он уже сейчас орал бы на Хатча, требуя объяснить, что тот нашел в этих старых кусках камня, тогда как он проголодался, промок и заблудился. По крайней мере, приятно было не слышать, как этот голос нарушает тишину и уединение, которое им удалось найти среди бесконечных зарослей.

Хатч похлопал рукой по арке, словно показывая, что она выстоит, даже когда остальное здание превратится в груду камней.

Два ее каменных столба были покрыты изображениями то ли людей, то ли животных. Из-за слоя лишайника, который Хатч пытался отковырять перочинным ножом, трудно было сказать, что именно они из себя представляли. Персонажей и скачущие фигурки в центре каждого столба обрамляли рунические надписи и прочая витиеватая резьба. На оббитой известковой арке над гранитными колоннами были вырезаны колеса с угловыми отметинами. Сверху дверной проем должен был завершать деревянный конек, но от него остались лишь темные сырые обломки.

Стены внутри некогда покрывала штукатурка. Сейчас она почти вся осыпалась, обнажив грубые гранитные блоки. Открытый камень был испещрен молочно-зеленым лишайником. Напротив кафедры, похожей на грубо вытесанную из скалы каменную глыбу, в два ряда стояло то, что осталось от провисших деревянных скамеек. Сгнивших от сырости и пораженных черным грибком. Верхнюю часть алтаря заполонил лесной мусор. Пол был чуть ли не по колено завален перегнившей листвой и мертвыми ветками, нападавшими сквозь дырявую крышу.

– Небольшой приход, – сказал Хатч. – Человек двадцать.

Люк не мог заставить себя говорить. Он испытывал неловкость в присутствии Дома. Чувствовал, как спину сверлит его ненавидящий взгляд.

– Хотя странно. Очень странно. – Хатч ступил из-под арки на пол церкви. Люк последовал за ним. Пол был мягким, как губка. Буквально шевелился под ногами, словно он ступал по матрасу. Внезапно пол накренился.

Хатч тут же упал на бок, провалившись почти по пояс в листья за первым рядом скамей.

– Черт! – Хатч не мог сдвинуться с места. – Я провалился!

Люк посмотрел себе по ноги.

– С тобой все в порядке?

Хатч не ответил. Не в состоянии двигать ничем, кроме головы, он смотрел вниз, туда, где исчезли его ноги. Потом приподнялся на одной руке, погрузив ее по локоть в гнилые листья, чтобы найти точку опоры.

– Хатч, с тобой все в порядке?

– Думаю, да. Только боюсь посмотреть.

– Вот. Хватайся за руку.

– Осторожно, – сказал Хатч. – Здесь все прогнило насквозь.

Люк остановился, затем медленно двинулся к стене слева, интуитивно чувствуя, что у основания стен пол должен быть крепче.

Хатч стоял, целиком погрузившись в образовавшееся отверстие.

– Хорошо, что древесина мягкая. Представь, что натворили бы щепки.

– Или ржавые гвозди.

Хатч запрокинул голову назад и крикнул дырявой крыше:

– Да пошла ты на хрен! – Затем вытащил ногу из ямы и попытался нащупать подходящий кусок доски справа от себя, способный выдержать его вес.

– Я иду, – сказал Люк.

– Не. Так мы оба провалимся.

Люк издал приглушенный смешок, показавшийся ему слишком агрессивным. Он замолчал, спрятав улыбку.

Сбоку пол был прочнее, и Люк осторожно стал пробираться к последнему ряду скамей. Затем перешагнул через первую черную скамью и оказался в пространстве между двумя рядами. Он едва смог поставить между ними одну ногу.

– Похоже, люди здесь были совсем маленькими. Как дети.

Его собственные наблюдения слабо, но ощутимо нервировали его. Это всегда касалось интерьеров исторических зданий, где он проходил, нагнувшись, через крошечные двери и видел маленькие кровати, служившие давным-давно умершим людям. Возможно, это было внезапным и нежелательным напоминанием о бренности его собственной жизни, заставляющим остро и болезненно испытывать ощущение пугающей потери. Все проходит. Все, кто жил здесь и пользовался этой мебелью до того, как она стала антиквариатом, обратились в прах. Промозглая гнетущая атмосфера замкнутого истлевшего пространства, в котором он находился, лишь усугубляла чувство одиночества. Несмотря на дождь, он был рад, что здесь нет крыши. Был рад даже этому тусклому мертвенному свету. Внезапно он почувствовал благодарность к остальным за компанию.

– Святым это место можно назвать в последнюю очередь, – выпалил он, не удержавшись.

– Знаю, что ты имеешь в виду. – Хатч снова обрел опору и стоял в узком проходе между скамьями, проверяя пол перед собой осторожными шажками, словно шел по льду.

Люк перешагнул через следующий ряд скамей, но та секция пола, на которую он поставил ногу, была мягкой и прогибалась. Он отдернул ногу и стал искать более прочное место. Хатч добрался до алтаря.