Ритмы восхода - [34]

— Вера, — позвал он. — Как Ефанов?

— Спит, — ответила она. — А вы чего бродите?

— Да так, — улыбнулся он. — Гуляю.

— Ложитесь, — сказала она. — День-то будет нелегкий.

Засыпая, он думал о том, что утром же выпишет, если говорить, как Вера, детей, на июль или на август, о том, что теперь он стал дедом, а каждый дед, даже каннибал, готовый в жертву убеждениям отдать на заклание самого себя, должен думать о внуках, о том, что старший Ефанов навезет масла, яиц, меда и надо будет скандалить и выпроваживать его.

А снилась ему Лена, Леночка той давней поры, юная, легкая, босоногая, бегущая навстречу ему через песчаную отмель, и руки ее, протянутые вперед, и сияющие глаза, и смех ее, и снился он себе большим и щедрым, каким никогда не чувствовал себя в жизни.

3.

Он умер двенадцатого июня, перед рассветом. Выгреб на середину реки, забросил удочки и медленно-медленно опустился на дно лодки. Дул теплый ветер с юга, и лодка долго плавала в темной воде, а утром ее прибило к берегу.

Улыбка Нано

Дождь медленно льется из лиловых туч на разбухшую дорогу, на землю, черную и грязную. Нано сидит у окна и смотрит на улицу. Вдали едва проглядывают сквозь зыбкий туман горы, нахохлившиеся, злые. Нано боится их. Ей кажется, что, если дождь не перестанет, горы сделают огромный шаг и наступят каменной лапой на селение. От этой мысли ей становится страшно, она хочет плакать, поплакать тоже страшно: горы могут услышать.

Она совсем одна в большом темном доме. Зара — ее сестра — убежала куда-то. Нано видела, как она прыгала через лужи и смеялась, потом выбралась на дорогу и убежала.

«Пойду к бабушке Дзго, — вздыхает Нано. — Она не оставила бы меня одну в этом страшном доме». Нано надевает пальто, натягивает ботинки, долго возится со шнурками. Шнурки запутываются в упрямые узлы, их очень трудно развязывать, и Нано, махнув рукой, выходит из дому, а шнурки, как длинные дождевые черви, ползут за ней.

Бабушка Дзго живет в Куртате. К ней нужно ехать в большом красном автобусе. Автобусы бывают и голубые, но Нано больше любит красные.

Чтобы добраться до остановки, надо пройти всю улицу и выйти на площадь в центре селения. Там под высоким досчатым навесом стоят люди, ожидающие автобус.

Нано осторожно переходит улицу и медленно идет по дороге. Дождь шуршит в траве, пригнувшейся и вымытой, путается в волосах; капли соскальзывают с каштановых волос Нано и стекают по носу и щекам на шею. Капли холодные, и Нано ежится, втягивает голову в плечи. Грязь липнет к ботинкам, а ей кажется, что это земля хватает ее за ноги и держит. Она вырывает ногу из грязи, высоко поднимает ее (так высоко, что распущенные шнурки едва касаются земли), переставляет на новое место и принимается за другую ногу.

На этот раз земля схватила ее так крепко, что она не может шевельнуться. Она изо всех сил тянет ногу, но земля тянет сильнее, и Нано снова хочет плакать, а тут еще этот соседский мальчишка Батрадз… Он скачет вокруг, как-будто нет дождя и грязи, он прыгает по лужам, из-под его босых ног фонтанами брызжет грязная вода.

А Нано не может вырвать из земли ногу. Батрадз, налюбовавшись ее мучениями, подскочил к ней, с размаху присел на корточки.

— Садись верхом!

Нано немного побаивается его: может быть, он сбросит ее в лужу? Батрадз хохочет:

— Садись, не бойся!

Нано вздыхает и обхватывает его шею руками. Батрадз встает, грязь, чавкнув, отпускает ноги Нано. Она улыбается:

— А мы быстро поедем?

— Если бы не грязь, мы помчались бы скорее самолета!

Но всюду грязь, и, наверное, поэтому Батрадз с таким трудом тащит на себе Нано. Ноги его скользят и подгибаются, а Нано чувствует, как вспотела его шея. Ей жалко Батрадза. Если бы не грязь, тогда другое дело, тогда Батрадз помчался бы, как самолет, а сейчас он тяжело дышит, и ему трудно.

Он идет по дороге со своей ношей, а улице нет конца. Он молчит, вытягивает из грязи ногу, переставляет ее, вытягивает другую. Нано знает, что он совсем устал.

— Пусти меня, Батрадз, я сама пойду, не маленькая.

— Ладно. Отдохнем немного и поедем дальше.

Он опускает Нано на землю и тяжело вздыхает.

«Почему он говорит «поедем»? — думает Нано. — Ведь еду только я, а он везет».

Дождь все льется и льется. Тучи уже не лиловые, а темно-серые, и горы совсем скрылись в тумане.

Они стоят посреди дороги мокрые и усталые — Нано и Батрадз. По улице идет Хазби. Этот здоровенный парень так хлопает своими сапожищами, что грязь не успевает сомкнуться и схватить его за ногу.

— Эй, вы! Чего здесь стоите?

— Я иду к бабушке Дзго, — тихо говорит Нано. — Мне надо на площадь, а грязь не пускает.

— А ну, давай! — Хазби хватает ее одной рукой, а Батрадза другой, вырывает их из грязи и быстро идет по дороге, как-будто нет дождя и слякоти, а светит яркое солнце. Нано висит у него под мышкой. Она тихонько дотрагивается до его руки:

— Там ботинок мой, в грязи остался…

— Чего ж ты молчала?!.

— Я боялась сказать.

Хазби поворачивает обратно. Находит затерянный в грязи ботинок с длинными шнурками, осторожно спускает Нано на землю, так, чтобы она могла попасть ногой в ботинок.

Снова Хазби идет по дороге и несет Нано и Батрадза, смеющихся и болтающих ногами. Нано знает, что Батрадзу нечего делать на площади, а просто он хочет прокатиться на Хазби.