Ритм-секция - [27]

Налив немного масла грецкого ореха на сковороду, Стефани поставила ее на плиту. На деревянной разделочной доске лежали овощи, рядом – кухонный нож. Проктор стоял у нее за спиной, и в данный момент ее это устраивало.

– Накануне вечером я была с одним парнем-второкурсником. Он снимал квартиру в Шербурне. Это старая шахтерская деревня в нескольких милях от Дарема. Была вечеринка, мы все напились в дым, и я осталась у него ночевать. В колледж вернулась лишь часов в одиннадцать следующего утра. Я была в своей комнате и переодевалась, когда в дверь постучали. Это оказалась такая же первокурсница, как и я. Лицо у нее было как будто пепельное и вид совершенно больной. В отличие от нее я не слушала новости и не читала газеты. Она сказала, что меня ищет ректор, поэтому я пошла к нему и узнала от него все. Помню, как ему было тяжело, как он тщательно подбирал слова…

Стефани обернулась.

– И как ты отреагировала? – спросил Проктор.

– Как и следовало ожидать. Ни ахов, ни слез. Пока я не увидела новости по телевизору, это меня как будто не касалось. Даже на похоронах я плохо осознавала случившееся. Все ждала, что вот-вот все закончится и кто-нибудь скажет, что это был просто чей-то черный юмор, жестокий розыгрыш.

– А когда это чувство прошло, что было потом?

– После этого я решила уехать. Подальше от Дарема, от Кристофера и его семьи. Подальше от себя. И вот я оказалась здесь. Что было потом… ну, ты уже знаешь бо́льшую часть всего того, что было.

– Сначала ты жила у друзей?

– Это были не друзья – просто люди, которых я знала. Я переезжала из одного места в другое – несколько ночей здесь, пара ночей там… Чтобы облегчить боль утраты, я начала пить и принимать наркотики. Я немного баловалась этим и в Дареме, но когда перебралась в Лондон, то пустилась во все тяжкие. Совсем скоро, сама того не осознавая, я прибилась к таким же. Вместо вина и пива начала пить дешевый сидр и краденое бухло. Вместо того чтобы выкуривать пару «косячков» время от времени, подсела на валиум, спиды, кокаин, героин. Все, что угодно, лишь бы расслабиться или подзарядиться бодряком, без разницы. Ты знаешь, как оно бывает. Привычка укореняется, окружение становится более примитивным, круг общения – более порочным. Вскоре у меня закончились деньги – месяца через полтора-два, точно не помню, – и мне ничего не оставалось, как начать торговать собой.

– Наверное, было тяжело?

– Ну, не так тяжело, как ты думаешь. Бо́льшую часть времени я ходила обдолбанной и уже трахалась с торговцем героином в обмен на постоянную дозу транквилизаторов. Это стало чем-то вроде трамплина к настоящей проституции. Переехав в Лондон, я отдалилась от всех, кого знала раньше, а затем, затуманив мозги спиртным и наркотиками, как будто сбежала от самой себя. Расплачиваться за это пришлось собственным телом.

Проктор покачал головой:

– Даже не могу представить себе, что это такое.

– А я уверена, что ты пытался.

– Что ты имеешь в виду?

– То, что реальность не так щекочет нервы, как тебе хотелось бы.

Проктор одарил ее колючим взглядом.

– Вот уж не думал, что в проституции есть нечто такое, чем можно пощекотать себе нервы.

– Нет?

– Нет.

Было видно, что она ему не поверила.

– Что бы ты там ни говорил, – продолжала Стефани, – истина в том, что это грязное, монотонное и унылое занятие. Порой даже опасное. Но основную часть времени это такая же скука, как и любая работа с девяти до пяти. С той разницей, что мы обычно работаем с вечера до утра.

– Сколько дней в неделю ты так работала?

– Дня четыре, иногда пять, в среднем пять клиентов в день, тариф от тридцати до восьмидесяти фунтов. В какие-то дни нет ни одного клиента, в другие же теряешь им счет.

– Что это за люди?

– Есть постоянные, а есть одноразовые, случайные.

– Могу я задать тебе самый очевидный вопрос?

Стефани догадалась, какой именно.

– Как я это делала с тем, кто был мне противен?

– Да.

– Точно так же, как и адвокат, который защищает преступника, в виновности которого он уверен. Бесстрастно и профессионально.

– Но мы-то говорим о твоем теле.

– Точно. Это не моя душа – не мой дух, – так что это не настоящая я.

На этот раз настала очередь Проктора усомниться в ее ответе.

– И кто они в основной своей массе?

– Немолодые, чаще всего женатые. Есть пара-тройка тех, что видят в тебе человека. Эти, как правило, постоянные клиенты, но остальные – те еще ублюдки. Особенно кто пытается торговаться. Терпеть не могу объяснять какому-то ублюдку, что я раздвину ноги только за восемьдесят, а за сорок даже не подумаю. А еще есть те, у которых не стоит или они не могут кончить по-нормальному. Эти обычно начинают тебя оскорблять. Или же, наоборот, любят поплакаться. Но самые противные – это те, что возомнили себя этакими мачо. Эти обычно требуют ровно полчаса – и ни минутой меньше – и как будто ставят перед собой цель побить все рекорды оттягивания эякуляции. Такое впечатление, будто они вознамерились во что бы то ни стало доказать свою мужественность. Эти типусы просто жалки.

– И тебе непременно нужно обслужить всех?

– С чего ты взял? Думаешь, мне это нравится?

– Нет. Но пять клиентов в день по восемьдесят фунтов – это четыреста фунтов стерлингов. Пять дней в неделю – две тысячи.