Рисунок шрамами - [79]

- Да. Рондо сказал, я слишком большая угроза… Хотя чему я могу угрожать, ума не приложу.

- Почему ты не рассказала мне сразу? Там, внизу?

- Зачем? Чтобы испортить тебе последние дни? Ты бы расстроился.

- Расстроился? – медленно спросил он. – Не так. Но возможно, ярость от услышанного помогла бы пробить проход наверх.

- Ярость?

- Ты так тихо говоришь. Боишься?

- Чего?

- Ещё тише. Ты думаешь, меня расстроит правда о семье? Но я уже был расстроен… когда думал, что в твою брачную ночь на моём месте должен был быть брат. Что я украл у него жену.

- У него не было бы жены, если бы меня спросили!

- Я не знал.

Он вдруг опустил глаза, уставившись в пол и замер.

Можно ли… А, к чёрту!

- Я хочу тебя обнять.

Он такой холодный. И все рёбра наперечёт.

- Я тебя сейчас согрею.

Вот же удивительное дело - буквально полчаса назад я томилась в запертой комнате и была уверена, что жизнь закончена. Что больше никогда и ничто не сможет поднять мне настроения. А теперь шкала позитивности и оптимизма неуклонно ползёт вверх и, кажется, всё будет прекрасно. Небом клянусь, я даже захихикала, когда запускала руки ему под рубашку – каждый ведь знает, какой эффект оказывают ледяные руки, когда их прижимают к горячему туловищу.

Однако Янис даже не вздрогнул, потому что оказался совсем не таким тёплым, как я ждала. Хихиканье само собой замерло на губах. И не только из-за беспокойства о самочувствии некроманте – ещё и от мысли, что я как мама… легкомысленно хихикаю с мужчинами.

Нет! Янис не один из многих. Какая дурацкая мысль! Он - единственный.

- Почему ты еле тёплый?

Он задумчиво прижал к себе мою руку прямо через ткань. И не ответил.

- Только не говори, что это... что-нибудь жуткое, вроде бы ты смертельно болеешь и скоро бросишь меня в этом равнодушном сером мире одну. Только не говори ничего страшного!

- Нет, ничего страшного. Это… просто я мало ел.

- Почему ты мало ел?

Какие у него глаза! Кажется, в детстве у меня была книга, на одной из картинок которой изобразили мужчину с таким же, как у него, лицом. Не помню только, злодей это был или герой. Да и важно ли?

Он вздыхает так глубоко, что грудь увеличивается чуть ли не вдвое.

- Ты же не шла.

- И что? Ты бы заморил себя голодом?

Он пожимает плечами.

- Может быть.

Тут я понимаю, что ответить нечего – горло сжимается, как будто кто-то невидимый стоит поблизости и сдавливает шею тонкими пальцами-удавками. Глаза уже полны слёз. Но слёз слишком много, они в последние месяцы нас просто преследуют, они так и норовят нас догнать и утопить в своём море! Нет, нельзя больше слёз и слабости!

- Я барышня заморская, Янис, соответственно, очень капризная. Теперь тебе придётся хорошо питаться. Придётся быть здоровым, сильным и довольным жизнью. Иначе ты не сможешь делать мне приятно. Ты понимаешь?

Он слабо улыбается.

- Мне нужно поговорить с Рондо.

Мгновенная паника. Такое ощущение, будто вокруг вспыхнул огонь – пока ещё не жжёт, но ты уже предвкушаешь эту жуткую, неминуемую боль.

- Нет! Не оставляй меня одну!

Я обхватываю его за талию. Кажется, что он покачнулся, но нет, несмотря на худобу Янис удивительно хорошо держится, даже когда его пытаются сжать и сломать в объятиях.

- Ты боишься? Напрасно. Они не посмеют прийти сюда без моего разрешения. Но я поставлю голема на входе, чтобы тебе было спокойно.

- Хорошо. Хорошо, Янис, иди. Но сначала поешь!

В комнате съестного нет, но в зале удаётся найти поднос с чаем, салатом и мясом, хотя продукты слегка заветрены – не первый час лежат. Всё равно то, что нужно!

Мой аппетит тоже мгновенно тут как тут. Вот что творит свобода! К счастью, мяса предостаточно для двоих. Мы жуём, то и дело заглядывая друг другу в глаза. Периодически я протягиваю Янису самые отборные кусочки, оторванные от большого куска прямо пальцами – сочные, покрытые коричневым острым соусом, и он с удовольствием их ест, хотя уже видно, что с трудом – много в него не лезет. Да… нужна тренировка, а я теперь прослежу, чтобы тренировался он чаще и старательней.

- Всё. Нужно идти к Рондо.

Очередной кусок хлеба становится поперёк горла. Я не спрашиваю, зачем нужно, почему-то пока не готова слышать ответ. Но и так просто отпустить…

У него, кстати, очень подходящая рубашка – из ровной, однотонной ткани – прямо как лист бумаги, который так и просится стать картиной.

- Янис, можно я на тебе нарисую… нарисую рисунок на твоей рубашке? Не очень большой? Краска потом смоется. Вот тут, на груди.

Он опускает глаза и наблюдает, как я его глажу, распрямляя ткань.

- Хочешь подслушивать?

- Да. Ты не против?

- Не против. Мне нравится, когда ты так близко.

- Так ты знал? Что это такое?

- Да, я догадался. Сложил два и два – голема с рисунком на груди и такие же рисунки на Ас-ассе. Ты за мной шпионила.

- Мне было очень любопытно… Я никогда прежде не видела некромантов.

- А я никогда прежде не был так заинтригован. Такой лестный интерес к моей персоне. Спасибо.

Голова кружится от таких слов… Но не буду его задерживать. Конечно, отношение некрогеров к некроманту и его приказам поражает и всё ещё не до конца понятно, но я не чувствую себя спокойно, ни в замке, ни даже тут, укрывшись в подвале.