Рисса - [5]
— Это верно, — рассеянно согласился бородатый.
— Кстати, к нам гость приходил.
— Это кто?
— Да лось — здоровенный бык! Во дворе его следы.
— Угу. — Зоолог продолжал писать. Лосиные следы на лесной базе не в диковину.
— Он ночевал у нас.
— Как? — удивленно спросил ученый. Он бросил ручку и, резко повернувшись к помощнику, уже внимательно посмотрел на него.
— Да нет, — засмеялся тот, — не в избе, а в сарае. Я видел два следа. Один вечерний, второй — утренний. Вчера он пришел прямо к сараю, вошел внутрь, даже доску одну в полу проломил — здоров, чертяка, — а утром ушел. Видно, услышал — мы едем. Сенцом нашим подкормился — там оставалось чуть.
— Ну и на здоровье. Что ж ты сразу, днем еще не сказал?
— Да как-то с разгрузкой этой, за делами и забыл. И потом, подумал, может, ты сам видел. Бычина здоровенный — следы большие, глубокие.
— Что-то неладно с ним. Может, болен. Или волки загоняли. Надо сена в сарай подложить. У нас где-то должно еще быть. Подложи. Раз уж приходил кормиться, может, и еще придет.
3. Медведь-шатун
На рассвете Уг вышел на просеку. Место было знакомое, хоть и удаленное от его родных угодий. Он и прежде бывал здесь и помнил, что неподалеку деревня. А вблизи ее, по краям лесных полян, в начале зимы он находил высокие стога. Сено в них было сухое, пахучее, такое же, как в лесном сарае. Угу очень захотелось найти такой стог. Он обошел несколько пересекающихся просек, осмотрел, обнюхал встреченные на пути поляны. Стогов не было. Только в одном месте в воздухе стоял аромат сухой травы и примятый снег был присыпан сенной трухой. Пахло человеком и домашним животным.
Он пошел по следу человека и лошади, по следу стога, увезенного совсем недавно. Пошел не только из желания поесть сена, но и из любопытства, свойственного всем животным. Неудержимого любопытства, из-за которого, случается, зверь даже забывает об осторожности.
Пьянящий дух сена еще витал в воздухе, вызывая в памяти Уга теплое лето, душистые травы лесных полян: сладкий клевер, кислый хрусткий щавель, пахучую ежу, нежную овсяницу, тимофеевку, высокий кипрей…
След вывел его на дорогу, идущую по краю леса, и лось беззаботно шел по ней, предаваясь приятным воспоминаниям, пока не приблизился к самой деревне. За изгородью первой избы, стоящей на отшибе, он увидел и лошадь, и сено, и человека. Сена было очень много, оно возвышалось на возу, большой кучей громоздилось во дворе.
Лошадь в упряжи поразила, испугала Уга. Он понял, что сооружение из палок и ремней, надетое на нее, лишает лошадь свободы.
Человек уходил со двора — поднимался на крыльцо избы, — и Уг вполне мог перемахнуть через забор: ближе познакомиться с животным, обнюхать его, но лося настолько встревожили путы, надетые на лошадь, что он застыл как вкопанный.
И тут, обернувшись, человек заметил его. Немного согнутый, с морщинистым лицом, человек этот был очень стар. И видимо, очень добр, потому что, увидев лесного гостя, он сказал:
— Ну что, небось сена пришел попробовать? Оголодал, бедолага.
И он не спеша сошел с крыльца, прихватил небольшую охапку сена и направился к забору.
Не понимая слов, Уг почувствовал их доброжелательный тон и, может быть, даже взял бы сено, но тут из-за дома выскочила собака. Маленькая, невзрачная, но непомерно злобная, — как часто бывают злыми те, кому не дано ни силы, ни красоты, — она, захлебываясь заполошным истеричным лаем, торопливо устремилась в сторону лося.
Уг настороженно осмотрелся. В визгливом голосе собачонки была уверенность, что на ее крик сбегутся и собаки, и люди. И тотчас же к лаю шавки присоединились голоса других собак…
Осторожный зверь побежал прочь от околицы, сначала рысцой, а потом быстрым галопом.
День был светлый и солнечный. В лесу начиналось бурное весеннее оживание. Со всех пригорков стекали ручьи; холмы и склоны, уже очистившиеся от снега, зеленели мхом и брусничником. Лес серебрился в солнечных лучах, играл бронзовыми бликами сосновых стволов, чистых и строгих. Уг часто останавливался и, поднимая морду, внюхивался в запахи лесного дня. Деревья, ободренные солнцем, источали дурманящий дух. Они спешили пробудиться, набухнуть почками, распахнуться в небо зеленой листвой. Березы переполнились сладким соком, который, казалось, просвечивал через их белую, словно светящуюся кору. Он сочился из ранок, нанесенных человеком, зверем или птицей, из надломов, появившихся от порывов ветра и ураганов. Уг очень любил слизывать эту прозрачную вкусную жидкость, приятно пощипывающую его большой широкий язык. Лось мог долго стоять, внюхиваясь в пьянящее дыхание оживающего леса, на ходу он тоже дышал глубоко и с наслаждением.
Прошло несколько дней. Бродя по тропам и лесному бездорожью, Большой Уг постепенно приближался к своим родным угодьям, к местам, где он обитал почти постоянно, откуда угнали его волки. Старый Вой со своей стаей и другие его собратья заходили туда нечасто и долго не задерживались.
К человеческому жилью он подошел в сумерках, когда солнце уже легло за горизонт, а в лесу вязко растекалась сумрачная тишина и немного похолодало. Еще издали Уг уловил запах дыма из печной трубы, так непохожий на дым костра с его сложными запахами пригорелой земли, травы, мха. В дыме из людского дома лось чувствовал пахучее веянье самой печи — сухой глины, разогретых кирпичей. Чутко подрагивая ноздрями, Уг глубоко втягивал эти непривычные запахи. Тонкие нежные полоски дыма зыбко и бледно тянулись по лесу. Они и тревожили зверя и манили к людскому жилью, к знакомому деревянному сараю, где после его ухода еще оставалось ароматное сено.
