Рискованная игра - [2]
Том давно подозревал, что редактор светской хроники Лайза Хэмбург втайне неравнодушна к рабби Дейву, обаятельному вдовцу, и поэтому уделяет столько места в газете очередному турниру бинго. Беда в том, что рабби талдычил одно и то же в каждом выпуске, и Том не упускал случая его поддеть каждый раз, когда они играли по средам в гольф. И поскольку Дейв обычно разбивал противника в пух и прах, то весьма добродушно относился к издевательствам, хотя неизменно обвинял Тома в том, что он пытается отвлечь его внимание от своей ужасающей игры.
Остальной материал был посвящен рекламе популярных шоу и подробному репертуару. Если новостей на неделе было негусто, Лайза заполняла место кулинарными рецептами.
В Холи-Оукс не было ни тайн, ни секретов. В передовице сообщалось о расширении городской площади и грядущем праздновании столетнего юбилея в Эссампшин-Эбби. Автор не поленился упомянуть о том, как самоотверженно сестра Тома трудится в аббатстве, помогая все подготовить к знаменательной дате. Репортер назвал ее неутомимым и жизнерадостным добровольцем и пустился в детальные описания мероприятий, в которых она собиралась принять участие. В настоящий момент она не только намеревалась рассортировать всю свалку на чердаке для последующей «гаражной распродажи», но и скачать всю информацию старенького компьютера на новый, только что пожертвованный. В немногие свободные минуты она переводила с французского дневники недавно умершего священника, отца Генри Ванкирка.
Том усмехнулся и покачал головой, дочитывая панегирик сестре. Лорен вовсе не горела желанием взваливать на себя весь это груз. Бедняжка просто оказалась у аббатства в самое неподходящее время. Том как раз вышел на крыльцо и засыпал ее блестящими идеями. Врожденное великодушие не позволило ей отказаться.
К тому времени когда Том дочитал «Газетт», его промокший воротничок неприятно прилип к шее. Он отложил газету, в который раз промокнул лоб платком и совсем было решил закрыть исповедальню на четверть часа раньше, но тут же отказался от крамольной мысли. Попробуй он отважиться на такое, и гнев монсеньора неминуем. А ему совсем не улыбалось, после столь тяжелых испытаний выслушивать нотации.
По первым средам каждого третьего месяца, средам, которые он про себя называл пепельными[6], Том приезжал к монсеньору Маккиндри, старому, замшелому, морщинистому ирландцу с кривым носом, сломанным, очевидно, в давней драке. Маккиндри никогда не упускал возможности выжать из гостя за неделю всю возможную помощь. Том трудился с утра до вечера. Маккиндри был ворчливым, угрюмым занудой, но обладал золотым сердцем и сострадательной натурой, хотя сентиментальностью не отличался и твердо верил, что лень – мать всех пороков, особенно когда дом священника так нуждается в покраске. Тяжкий труд, по его словам, излечивает все, даже рак.
Иногда Том сам не понимал, почему так любит монсеньора и считает родственной душой. Может, потому что в обоих текла ирландская кровь, а может, из-за философских принципов старика считавшего, что только дураки горюют о том, чего нельзя исправить. Именно это убеждение позволило ему вынести бедствия, которые согнули бы даже Иова. Невзгоды Тома были детскими игрушками по сравнению с жизнью Маккиндри.
И он сделает все, чтобы облегчить бремя старика. Монсеньор так мечтал о встрече со старыми друзьями! Одним из них был аббат Джеймс Рокхилл, настоятель Эссампшен Эбби, непосредственный начальник Тома, другого, отца Винсента Морено, он никогда не встречал. Ни Рокхилл, ни Морено не пожелали жить в церковном доме вместе с Томом и Маккиндри, предпочитая роскошь жилища настоятеля церкви Святой Троицы, где горячая вода шла дольше чем пять минут, а в комнатах были установлены кондиционеры. Церковь Святой Троицы находилась в центре спального района по другую сторону границы, разделявшей штаты Миссури и Канзас. Очевидно, приход был довольно богатым, судя по количеству автомобилей, припаркованных на церковной стоянке по воскресеньям. Большинство прихожан церкви Милосердной Девы Марии приходили на службу пешком, поскольку не всегда имели деньги даже на еду.
В желудке у Тома заурчало. Он насквозь пропотел, умирал от жары и жажды. Сейчас бы не помешало постоять под душем и выпить баночку холодного пива. За все это время, что он просидел здесь, как индейка в духовке, не появилось ни одного грешника. Вряд ли в церкви вообще кто-то есть, если не считать Льюиса, который обожал прятаться в гардеробной и потягивать виски из бутылки, вечно лежащей в ящике с инструментами.
Том посмотрел на часы, обнаружил, что до заветного мгновения осталось минуты две, не больше, и, решив, что с него довольно, выключил свет в исповедальне и потянулся к занавеске. Но тут послышалось характерное шипение воздуха, издаваемое кожаной подушечкой под коленями кающегося. Звук сопровождался деликатным покашливанием.
