Римский Парень - [2]

– Это мой отец, профессор Лишауэр. Папа, этот джентльмен интересуется античным спортом.

Томми пожал руку профессору.

– Томпсон моя фамилия, сэр. Газета ‹Блейд›, слыхали? Пишу о спорте. Ваша дочь была настолько любезна, что согласилась перевести мне эту штуку.

У старика был резко выраженный акцент.

– Ja-ja. Лени толко что сказаль мне. Вы не читайте по-гречески или по-латыни?

Томми покачал головой.

– Видите ли, даже то образование, что я получил, далось мне нелегко. Понимаете, мне пришлось пойти работать еще ребёнком.

Озадаченный профессор немного подумал, а затем строго посмотрел на дочь.

– Как ше вы тогда можете штудирен античность? Это не бывайт.

Томми стало не по себе. Что-то такое в профессоре совершенно исключало его присутствие. А он не хотел, чтоб его исключали, и пытался объяснить:

– Я… я стараюсь вообразить, как всё это было. Людей тех времен, что они собой представляли. Ведь за всеми этими надписями и скульптурами были люди – понимаете, живые люди! Не может быть, чтоб они так уж сильно отличались от нас. Тот боец, например, которого я видел на одной настенной росписи, стоял в такой стойке, будто приготовился ткнуть большим пальцем левой в глаз противнику. Прямо видно, что он собирается сказать: ‹Извини, старик›,- а затем врезать правой, пока тот моргает. Очень напоминает Джентльмена Джонса из Этрурии. Джентльмен Джонс – это наш любимый боксер в полутяжёлом весе. Вежливый, спокойный и очень подвижный, когда на ринге, но любит тыкать в глаз своему противнику. Я хочу сказать: наверно, тот древний спорт очень смахивал на наш…

Профессор Лишауэр казался ошарашенным. Он покачал головой и сказал:

– Чтение древностей требует многих лет учёба.- Он вздохнул.- И то иногда от него клонит в зон. Вы зря теряйте время. Изфините меня, пошалуйста.

Он повернулся и, волоча ноги, ушёл. Дочь наблюдала за ним. Лицо её выражало боль и участие.

– Эй! – сказал Томми.- Разве я сморозил глупость? Я просто полный кретин. Я не хотел…

Девушка покачала головой. Глаза её подозрительно блестели. Томми понял, что она готова заплакать.

– У папы неприятности. Вот и всё. Он не хотел вас обидеть. Он думает только о своей работе. Ах, если бы я могла ему помочь!

– Что-нибудь серьёзное? Я хочу сказать, может, я…

Она улыбнулась.

– Вы добрый. Боюсь, не поймёте. Его честь, годы упорной работы – и все это потерять…- Она помолчала.- Простите. Это личные неприятности. Я не должна была беспокоить вас.

Какое-то время она колебалась, а затем внезапно спросила:

– Вы уже видели знаменитую статую отдыхающего бойца? Она находится в музее делле Тэрме.- Лени гордо откинула голову, чего Томми в тот момент не понял. – Это открытие сделал мой отец.

– Нет ещё,- ответил Томми.- Но посмотрю. А вы собираетесь… Я хочу сказать, а вы не пошли бы со мной как-нибудь туда, чтобы…

– Клюнуть?…- закончила Лени.

– Положить глаз.

– Положить глаз?

– Идёт?

– Идёт. Это значит ‹да›? – спросила Лени.

– Да.

– Да. Идёт.

Смех их слился и отдался эхом от тихих пустот музея. Они взялись за руки. Что-то подсказало Томми, что сейчас не время её поцеловать. Но ничто не мешало ему этого хотеть.

Они встретились через два дня, в яркое, ясное, теплое весеннее воскресенье и пошли к Альфреду в ресторан, где сам Альфред творил чудеса кулинарии, и Томми заворожённо наблюдал за ним, а затем они отведали его знаменитое мясо в соусе из белого вина и поведали друг другу выдержки из своих биографий.

Лишауэры приехали из Вены. Отец Лени, известный археолог, был хранителем Римского музея. Сама Лени училась у него долгие годы.

– Эй!-сказал Томми.- Я знал, здесь что-то есть. Моя мать – венка, отец – американец. А вы читаете прошлое, словно это книга. И тем не менее вы очень милая и простая. Никогда не встречал такой, как вы. Заткнись, Томпсон, а то ты того!

– Того? – спросила Лени.

– Спятил,- объяснил Томми и неслышно добавил: ‹Из-за тебя›, продолжив вслух: – Вы должны научиться нашему прекрасному языку. Я вас научу, если вы мне поможете с этой древней историей.

Лени с любопытством взглянула на него большими глазами.

– Вы очень странный. Пишете о спорте и интересуетесь античностью. Я-то думала, что вы интересуетесь только тем, как делать деньги.

– Мне нравится делать деньги,- признался Томми.- Только бы они не взяли верх. А что нравится вам, кроме старых латинских рукописей?

– О,- сказала Лени, всерьёз раздумывая над этим вопросом и загибая пальцы: – Мне нравится танцевать, играть в теннис, кататься на лыжах, на…

– Ладно, и того хватит,- прервал Томми.- В моей гостинице в пять часов после чая танцы. Как насчет того, чтобы попрыгать?

Лени яростно дёрнула головой в знак согласия.

Весь день они собирались пойти в музей делле Тэрме. Но над Римом плыло синее небо, в воздухе стоял аромат цветов, и Лени была в простом белом платье с кушачком и большой соломенной шляпе. К тому же они наняли извозчика, которого звали Пьетро Дондоло, а его красивую лошадь – Джиневра. Пьетро напевал про себя отрывки из оперных арий. Хотя было тепло, он был облачен в потрёпанное синее пальто с пелериной, на голове красовался мятый цилиндр, и вместо того, чтоб понукать свою Джиневру в прозе, он напевал ей, за что Томми и Лени полюбили его от всей души.