Римские вакации - [90]

Шрифт
Интервал

Блондинка мой, скажем прямо, нагловатый взгляд выдержала с сонным достоинством, в котором мне увиделся некоторый оттенок того дамского насмешливого превосходства, которое, как правило, вызывает у энергичных оппонентов иного пола подспудное желание укротить и подчинить. Оттого, не долго думая и пользуясь льготами рабовладельческой системы, я щёлкнул пальцами и барственно поманил её к себе.

Девица сделала пару плавных шагов, произведя стройными ногами волнующие колыхания длинной плиссированной туники из персиковой ткани, расшитой серебристой нитью, и грациозно присела на лежанку рядом со мной, опёршись на овитую серебряной змейкой руку, под белой кожей которой явственно просматривались упругие мышцы. Видом своим она являла полное равнодушие и холодность, присущие, впрочем, чистопородным златовласкам.

Я оглядел барышню повнимательнее. Скульптурное совершенство её черт в сочетании с бледно-розовой гладкой кожей вызывало в памяти образ Снежной королевы, и лишь глаза её — ярко-зелёные и огромные, полускрытые тяжёлыми веками с длинными светлыми ресницами — добавляли в эту мраморную безукоризненность жизненной прелести.

Аристократическая бесстрастность девицы продолжала меня угнетать, ибо заставляла чувствовать себя если не полным ничтожеством, то, по крайней мере, ущербным уродцем, не заслуживающим никоего внимания со стороны интересных девушек. Поэтому, чтобы показать, образно говоря, кто в доме хозяин, я поискал достойный способ приструнить дерзкую, но не придумал ничего лучшего, как приказным тоном порекомендовать её выпить за моё здоровье. Девица, встала, налила себе в чашу вина и, изящно отставив пальчик, спокойно её осушила. После чего не села обратно на лежанку, а, поглядев на меня безо всякого выражения, пристроилась напротив, опершись задом о комод.

Я состроил мрачную гримасу и стал смотреть на неё, решив всяческими средствами девицу если не унизить, то хотя бы поставить на место, обусловленное её социальным статусом. Но девица явно не догадывалась о моём мизантропическом настрое, а оттого молчала и меланхолично разглядывала что-то на стене.

Я возмущенно хмыкнул и в попытке обуздать оскорбительное поведение девицы, развязно приказал ей поднять подол и показать ноги. Приказание было исполнено безо всяких эмоций. Я оглядел предъявленную часть тела. Ноги были вполне отменны, разве что накрест оплетённые жёлтым шнуром сандалий икры могли бы показаться слишком плотными, если бы не имели тех изящных очертаний, которые приобретаются за счёт здорового образа жизни на пересечённой местности.

— Хороши ножки! — напористо похвалил я, с вызовом глядя на барышню, на что удостоился лишь мимолётного взора, полного скуки.

— Ты что, фригидная? — обоснованно предположил я.

Девица потрогала щёки и апатично ответила:

— Да нет, тёплая.

Я поморщился на подобную тупость, свойственную, впрочем, женщинам.

Голос у неё был негромким и с той волнующей хрипотцой, свойственной, как правило, страстным натурам. Но тут, по всей видимости, из правил было полное исключение. Ко всему стало понятно, что аристократическая невозмутимость в данном случае была перепутана с обыкновенной врождённой флегмой.

Я вновь непроизвольно зевнул. Хотелось только одного: спать, и я даже подумал насчет сиюминутного и полного отбоя безо всяких предшествующих упражнений, но тут же мысль эту отбросил, как не отвечавшую моменту и попросту пораженческую. Хотя спать хотелось весьма.

— А ты чего такая белобрысая? — спросил я девицу, как следует отзевавшись.

Она наморщила лоб, потрогала поблескивавшие золотом локоны и вяло ответила:

— А у нас все такие.

— Где это у вас? — уточнил я.

— Ну у нас, в Галлии.

Я недоверчиво оглядел девицу. Более походила она на дщерь Валькирий, чем на прапрапрабабушку владельцев Эйфелевой башни, как известно, повально черноволосых и через одного страдающих гипертрихозом или, попросту говоря, повышенной волосатостью.

— Так ты это, из французов, что ли? — уточнил я.

— Такого племени не знаю, — с достоинством ответила девица. — А мы кельтами будем.

— А-а! — знающе молвил я, вспоминая некоторые сведения, почерпнутые из историко-популярных источников. — Друиды там всякие.

— А ты у нас бывал? — с некоторой заинтересованностью спросила девица.

— Да нет, не довелось.

— А-а… — кисло протянула девица и вновь заскучала.

— А как ты тут оказалась? По путёвке, что ли? — попытался я сострить, но сам понял, что ничего не вышло.

Блондинка непонимающе похлопала ресницами и объяснила:

— Так пленили нас. Это когда Цезарь Галлию воевать пришёл. А Марк Антоний как раз наше селение захватил. Ну, я к нему и попала.

— И давно ты здесь?

— Да уж года два будет…

Я помолчал немного, потёр слипавшиеся глаза и поинтересовался:

— А чем ты тут вообще занимаешься? Может, умеешь чего интересное?

— Я к бане приставлена. Господину массаж делаю…

— Так чего же молчишь, — укорил я девицу и стал раздеваться до трусов, небрежно кидая одежду в угол на рюкзак.

Девица с бесстыдством уставилась на меня и даже отчего-то хихикнула. Я не стал вдаваться в подробности, а просто улёгся на живот, приспособив пару подушек, и скомандовал:


Рекомендуем почитать
Ксеноморф

Жизнь - тлен. Мир жесток. А ты один такой красивый. И то Чужой среди всех.


Entre dos tierras

Если не можешь взлететь — ныряй. Если не можешь больше ни дня выдержать, разрываясь меж двух миров, найди в себе смелость выбрать один и остаться в нём до конца. И даже после. А потом приходи к водам реки-под-рекой, сядь на берегу и вглядись в своё отражение. И в миг, когда увидишь себя настоящего, загадай единственное желание — чтобы сегодня не кончалось никогда… Да, нам суждено сгореть падающими звёздами в небе транскода, но прежде мы зажжём огонь в чьих-то глазах. Я знаю это. Я верю.


Приключения малыша Фикуса в Стране Кактусов

Однажды вечером мама Фикус укладывала спать маленькие листочки. Один из них не хотел засыпать, хныкал и плакал. И пока он спорил с мамой, налетел ветер и унес маленького Фикуса в волшебную страну, где правила злая Царица Кактусов. Чтобы вернуться домой, малышу нужно найти паучьего короля, но прежде преодолеть трудный путь, полный испытаний и приключений. По пятам за ним гонится армия тлей и коварный Господин Министр. Сможет ли малыш вернуться к маме?


Война глазами подростка

Великая Отечественная война глазами подростка – моего отца, который всю оккупацию провёл в городе Константиновка, что расположен в Донецкой области Украины. Всё, что запомнилось о том, как люди жили и выживали. И как умирали. Это не художественное произведение, и в книге нет нет выдумок или художественных преувеличений (по меньшей мере, намеренных, хотя память иногда играет с нами дурные шутки). И в книге нет цензуры. Если что-то из описанного вызвает отторжение, это не вина рассказчика. Так было.


Оклеветанная Жанна, или разоблачение "разоблачений"

"В истории трудно найти более загадочную героиню, чем Жанна д'Арк. Здесь все тайна и мистификация, переходящая порой в откровенную фальсификацию. Начиная с имени, которым при жизни никто ее не называл, до гибели на костре, которая оспаривается серьезными исследователями. Есть даже сомнения насчет ее пола. Не сомневаемся мы лишь в том, что Жанна Дева действительно существовала. Все остальное ложь и вранье на службе у высокой политики. Словом, пример исторического пиара". Так лихо и эффектно начинаются очень многие современные публикации об Орлеанской Деве, выходящие под громким наименованием — "исторические исследования".


Новый Рим на Босфоре

Настоящая книги повествует об истории зарождения великой христианской цивилизации и перерождения языческой Священной Римской империи в блистательную Византию. В книге излагается история царствования всех византийских императоров IV—V веков из династий Константина, Валентиниана, Феодосия, Льва, живописно и ярко повествуются многочисленные политические и церковные события, описываются деяния I, II, III, IV Вселенских Соборов. Помимо этого, книга снабжена специальными приложениями, в которых дается справочный материал о формировании политико-правового статуса императоров, «варварском» мире, организации римской армии, а также об административно-церковном устройстве, приведены характеристики главенствующих церковных кафедр того времени.