Римские вакации - [89]

— Вы ведь специалисты по носорогам. А ведь у Помпея никаких носорогов нет! — после чего заливисто захохотал, донельзя довольный случившейся шуткой, а, отсмеявшись, покровительственно молвил: — Ладно, сзади держаться будете.

Джон поджал губы и совсем уж собрался ответить достойно, но тут снова послышались шаги, и Джон уставился на дверь, ожидая, наконец, увидеть любезных его сердцу и прочему организму барышень, но это оказался вилик. Он сунулся в зал и тонким голоском почтительно уведомил, что комнаты для гостей готовы. Антоний ленивым взмахом руки его отпустил.

— А что это он такой писклявый? — живо поинтересовался Серёга.

— Холощёный, — коротко ответил Антоний.

— То есть это как? — непонятливо осведомился Боба.

— Ну… евнух, — пояснил Антоний. — Отрезали одно место. Чик, и готово.

— Отрезали… — растерянно повторил Боба.

— А… за что? — осторожно спросил Джон, переменив позу на более скромную и благообразную.

— Не знаю. Я его уже таким купил, — скучающе пояснил Антоний. — Для управляющего это в самый раз. Чтоб на моих рабынь не засматривался! — и вновь хохотнул довольно.

— Ишь ты! — недоверчиво произнёс Боба и опасливо потрогал штаны между карманами.

— Ну что, пора предаться сну, — сказал Антоний и зевнул как кашалот. — А то завтра на войну…

Мы неспешно встали, обулись, начали собирать манатки. Раис свои боты обувать не стал, а взял их в руку; засим с наслаждением принялся топтаться по мраморному полу и сладострастно ухать.

— А Лёлика куда? — озаботился Боба.

Мы посмотрели на сладко похрапывавшего коллегу и решили его оставить как есть, и только поручили Бобе прибрать вещички.

Антоний вывел нас из зала в коридор. Тут же обнаружился вилик со светильником в руке.

— Ну вот, он вас по комнатам отведёт, — сказал Антоний и вздохнул удовлетворённо, явно радуясь возможности от нас отделаться.

Джон невежливо придержал его за локоть и спросил вкрадчиво:

— Кстати насчёт рабынь…

— Чего? — придурковато спросил Антоний.

Джон откашлялся и задал коренной вопрос:

— Слышь, Антоша, а у тебя рабыни приятные вообще есть?

— Почему нет, есть, — недоумённо ответил Антоний.

— Ну так, прикажи там, чтобы… это… — Джон осоловело ухмыльнулся. — Рабыньки чтобы пришли, помогли нам…

— Короче, гони бабусек! — откровенно развил тему Серёга.

— Куда гнать? — очумело спросил Антоний.

— Как куда? — в свою очередь удивился Серёга.

— Не жмись, друг сердешный… — убедительно молвил Джон. — Пришли нам девчонок… это…

— Чтоб спать уложили! — бодро воскликнул Боба.

— Чтоб колыбельную спели! — энергично добавил Раис и схватил Антония за другой локоть.

— Чтоб почесали где чешется! — гаркнул Серёга и от избытка чувств врезал управляющему по плечу.

Тот скрючился и жалобно заныл.

— Ну давай, давай, Антоша! — уламывал Джон. — Чтоб всё было путём, а то мы тебе так навоюем, что сам не рад будешь…

Антоний посмотрел на корчившегося в муках вилика, потом зыркнул опасливо на Серёгу, пожал плечами и хмуро буркнул страдальцу:

— Распорядись там…

Сам же, деликатно освободившись от локтевых захватов, поторопился уйти.

— Ну, чего стоим?! — напористо спросил Джон вилика и стал подталкивать его в спину.

Тот, потирая плечо и стараясь держаться подальше от Серёги, провёл нас дальше по коридору. Там обнаружилось большое помещение, по периметру которого имелись то ли большие ниши, то ли махонькие комнатушки — каждая площадью примерно в квадратов шесть, не более. Входы в них были прикрыты плотными занавесями.

— Вот, располагайтесь, — промямлил вилик.

— Давай, дуй за бабуськами, — распорядился Серёга.

Вилик поклонился и поспешил прочь.

— И чтоб каждому хватило! — крикнул вслед Раис.

— И чтоб молодые и приятные! — энергично добавил напоследок Джон и загмыкал восторженно.

Вилик скрылся. Мы разошлись по закуткам.

В доставшейся мне спаленке основным элементом убранства являлась широкая на низких ножках лежанка, покрытая медвежьей шкурой, по которой вольно были разбросаны несколько вышитых васильками подушек и шерстяное рыжее покрывало. У стены стоял маленький комодик с медными накладками; рядом притулился миниатюрный столик на гнутых ножках; на нём располагались чаша, кувшин, в котором я обнаружил вездесущее вино, ваза с виноградом и бронзовый светильник, дававший неяркий лепесток пламени.

Я свалил рюкзак в угол, сел на лежанку и зевнул судорожно. Затем скинул кроссовки, прилёг навзничь, уставился на расписанный греческими узорами потолок и скоропостижно задремал.

Пришёл в себя я от шума в коридоре. Раздавались шаги, шуршание одежд, тихое шушуканье девичьими голосами. Я резко привстал. Просунулась в комнату тонкая изящная рука, полог покачнулся, откинулся, и внутрь вошла девица.

Я во все глаза уставился на неё, попутно раздумывая: следует ли мне с нею вежливо поздороваться или в отношении рабов по местным обычаям это совсем неуместно. С тем промолчал, решив, что лучше прослыть неучтивым хамом, чем вежливым дурачком.

Девица была статной подтянутой блондинкой с безупречным лицом мраморной статуи, нежный овал которого выгодно подчёркивался классической причёской в виде собранного на затылке пышного пучка с изящно выпущенными из-под алой узкой повязки золотистыми локонами.