Римские вакации - [85]

Мы быстро сжевали кабанятину, не найдя её вкусной. Доставили нам на серебряном блюде жареного поросенка. Вокруг него теснились грубо вылепленные из теста птахи неопределённого вида, обильно политые тягучим коричневым соусом и усыпанные совершенно неуместными розовыми лепестками. Выставлены также были прочие блюда: с нарезанной толстыми ломтями розовой ветчиной, с запечёнными в тесте лупоглазыми рыбами, с цыплятами, чьи торчавшие култышки украшены были цветными бантами, с почками в густой подливке, с зарумяненными аппетитно пирогами.

Наполнив свои тарелки с верхом и чокнувшись за победу, мы торопливо принялись как следует подкрепляться. Лёжа было есть неудобно, отчего мы то и дело ворочались. Больше всех ёрзал Раис, пытаясь льготным образом пристроить своё на глазах раздувавшееся пузо. Он, не переставая жевать, всё стенал смутно, но, в конце концов, уселся на краешек ложа по-привычному, вздохнул счастливо и начал есть с удвоенным аппетитом. Цезарь украдкой следил за нами, беседуя о чём-то с плотным типом.

Хор закончил с кантатой; на смену ему появился целый оркестр барабанщиков, флейтистов и прочих дудочников. На середину зала церемонным шагом прошествовали разряженные в военные доспехи мимы с размалёванными белым рожами, стали под визгливую музыку шагать туда-сюда, выстраивая всякие фигуры и размахивая воинственно оловянными мечами.

— Чего это у них в балете одни мужики? Балерин совсем, что ли, нету? — риторически вопросил Джон с недовольною миной. — Ведь и посмотреть не на что!

— Ну так на войну собираемся, — вступил я в дискуссию. — Вот они и устраивают всякие ритуальные пляски на военную тему. А война и слабый пол плохо согласовываются. Так что какие тут могут быть балерины…

— А вот и могут! — решительно не согласился Джон и уточнил мечтательно: — Типа там, например, купание женского батальона изобразить или ещё что-нибудь про других амазонок…

Подошёл прислужник с глубокой медной миской, в которой скворчали в разогретом масле мелкие кусочки непонятного белого мяса. Оказалось — улитки. Я решился попробовать экзотики; прислужник щедро скинул мне на тарелку целую горку брюхоногих. Выбрав кусочек поменьше, я осторожно положил его в рот. Мясо оказалось нежным до расплывчатости, а вкус был совершенно забит чрезмерно применёнными приправами. Раис, чавкая и глотая, посоветовал не заниматься ерундой и пользоваться проверенной пищей. Я послушался совета знатока, отодвинул экзотику на край тарелки и принялся за кусок окорока.

Отплясавших вояк сменила томная дама с пышным бюстом, одетая в длинную тунику, волочившуюся по полу.

Для дамы была вынесена кряхтевшими от натуги прислужниками огромная арфа, вся изукрашенная резьбой. Дама пристроилась к инструменту и стала волнообразно дёргать струны, вызывая нестройные переливы и воспоминания о морской болезни. Проиграв вступление, она затянула глубоким грудным контральто славословный речитатив в адрес Цезаря. Раис замер с непрожёванным куском, зачарованно наблюдая за дамским бюстом, ходившим с щедрой амплитудой кузнечных мехов. Джон презрительно посмотрел на маньяка и мрачно занялся ковырянием в зубах.

А вообще на концерт мало кто обращал внимание. Гости в зале вели себя расторможено, громко переругивались, хохотали, а то и орали без острастки; некоторые начали расхаживать по залу, срывать зачем-то цветы со стен, а кое-кто пытался и подраться. Похоже было на то, что вино уже выдали всем.

Подошли к нам два нахальных юнца, встали напротив и, тыча глумливо куцыми тросточками, принялись наперебой куражиться, обсуждая нашу внешность и манеры, сомневаясь при этом в каких-либо присущих нам достоинствах и часто употребляя слова "дурацкие варвары" и "волосатые луковицы". По виду своему являлись они местными щёголями, а может быть даже и законодателями мод, ибо были разодеты в замысловатые одежды из чудовищно пёстрых тканей, на руках имели множество заковыристых браслетов, а на шеях толстые ожерелья; сами же они были напомажены, разрумянены и накрашены как вечерние девки.

Их дремучие оскорбления, не основанные на достоверной информации, особо нас не задевали, поэтому мы оставались безучастны, и лишь один Серёга мрачно слушал, теребя свою орденскую бляху, а затем, после того, как сквернавцы дошли до охаивания его подвигов на арене, коротко выругался и полез под стол за шмайссером.

Возможно, были бы жертвы, но Цезарь, сосредоточенно наблюдавший за развитием инцидента, вовремя кивнул дюжим прислужникам, толпившимся за ним, которые тут же окружили щёголей, взяли их за руки, и, местами уговаривая, а местами просто таща под микитки, увели прочь.

Чтобы подтвердить собственную значимость, мы ещё раз выпили по полной. Лёлик, видно от дневных переживаний, быстро опьянел, свёл глаза к переносице и, не успев как следует закусить, повалился храпеть на ложе.

Арфистка закончила. Вместо неё вышел с патетическим настроем тощий субъект в здоровенном венке из роз; был он тоже с арфой, но только малюсенькой, навроде сувенирной гармошки. Встав в картинную позу, он ударил по струнам и с завыванием принялся декламировать писаные гекзаметром стихи, цветисто описывавшие какую-то неведомую нам битву, где вместе с Цезарем участвовал целый пантеон богов на правах младших по званию. Джон плюнул в сердцах и сварливо заныл, жалуясь мне на отсутствие любезных его сердцу балерин, танцовщиц и прочих всевозможных вакханок.