Римские вакации - [80]

Имел он суровую линию тонкогубого рта, горбатый вислый нос, крепкий подбородок и выпуклые скулы, внушительный лоб с залысинами, плавно переходивший в плешь, которую обрамляли скудные остатки волос, росших жидкими прядями цвета застарелой горчицы. Лицо его было изрезано морщинами и имело тот кирпичный оттенок, который присущ как проводящим долгое время на открытом воздухе, так и солидным любителям тёмного пива. Так что внешностью Цезарь обладал довольно-таки заурядной, и вот только глубоко посаженные чёрные глаза его смотрели со спокойной властностью привыкшего повелевать.

— Итак, вы чужестранцы, — утвердительно молвил Цезарь, прерывая затянувшееся молчание. Одной рукой он теребил себя за подбородок, а другой поглаживал по башке собаку, примостившуюся подле него.

— Твоя проницательность сродни твоему величию, Цезарь, — на всякий случай заявил я на патетический манер.

(Кстати, хочется к слову заметить, что тыканье исторической особе — это вовсе не признак нашего вопиющего бескультурья, а следование тогдашним оборотам речи, ибо именовать уважаемую личность во множественном числе тогда ещё принято не было.)

Цезарь посмотрел на меня с видом начальника, ещё не дозревшего до понимания утончённых образцов ненавязчивой лести, и, кашлянув, продолжил:

— Ну что же! Я очень рад тому, что наш великий Рим почтили своим посещением столь представительные и солидные мужи, — при этом он сладко поулыбался и покивал головой.

— Да уж нет! — вмешался напористо Джон. — Это мы преисполнены громадного удовлетворения и прочих чувств от посещения сего славного города и особенно от натурального лицезрения его выдающегося и заслуженного государственного деятеля.

Данный дифирамб пришёлся уже впору. Цезарь осоловело ухмыльнулся и довольно засопел, но быстро собрался и как бы ненароком спросил:

— А давно ли вы изволили прибыть в Рим?

— Да, пожалуй, не так давно, сколько недавно, — уклончиво ответил я.

Цезарь подумал и решил подобраться с другого бока, пытаясь ненавязчиво разобраться с нашим происхождением:

— А давно ли находитесь в пути?

Я слегка запнулся, обдумывая наиболее бессодержательный ответ, но тут не вовремя встрял Серёга, всё ещё находившийся в состоянии, как это выражаются психиатры, моторного возбуждения:

— Да ещё три дня назад домашние пирожки жевали!

Цезарь озадаченно отвалил челюсть и, в очередной раз внимательно оглядев нас, произнёс:

— А вы совсем не похожи на италийцев. Скажу даже, вы не похожи ни на одно племя, каковые мне довелось наблюдать в моих походах в Испанию, Галлию и Британику. Или я чего-то не понимаю?

Серёга было вознамерился вновь заговорить, но сидевший рядом Джон своевременно пихнул болтуна в печень, а я, воспользовавшись заминкой, быстро проговорил:

— Всё правильно! Просто наш друг ещё не совсем оправился после того, как в Цирке ему столь великодушно была дарована жизнь… — тут я многозначительно притормозил, давая Цезарю прекрасную возможность принести официальные извинения и подтвердить наш дипломатический иммунитет, но недоделанный макаронник лишь одобрительно улыбался и кивал, отчего мне пришлось продолжить несолоно хлебавши: — … И потому в его словах прозвучало не то, что он хотел сказать. А сказать он хотел следующее: путешествие наше началось так далеко и так давно, что наша память не сохранила более точных сведений… — после столь лихо закрученного ответа я позволил себе доброжелательно улыбнуться.

Цезарь не остался в долгу и улыбнулся ещё шире. Я улыбнулся из-за всех сил, но тут же напоролся на уж совсем грандиозную улыбку. Ответить достойно мне уже не хватало природных способностей; я с надеждою посмотрел на коллег. Те мигом сориентировались, и в Цезаря ударил целый залп улыбок, ухмылок и тому подобных гримас, подтверждавших наши совершенно дружеские намерения. С особенным блеском отстрелялся Серёга, умудрившийся поймать солнечный луч полированной фиксой и запустить зайчик Цезарю прямо в глаз.

Цезарь ошарашено зажмурился, отодвинулся осторожно вбок и, словно бы невзначай, спросил:

— Кстати, насчёт цирковых игр, как вам сегодня понравилось?

Серёга вмиг поскучнел, сморщился гадко и пробормотал:

— Да шёл бы ты…!

— О, конечно, конечно! — заторопился я высказаться погромче, здраво рассудив, что Цезарю совсем необязательно знакомиться с некоторыми пожеланиями возможных аспектов своего жизненного пути.

— Я очень рад! — убедительно сказал Цезарь и в самом деле очень обрадовался.

Затем он скучающе поглядел в сад и, как бы безо всякой задней мысли, поинтересовался:

— А вы случайно не заметили, вроде что-то гремело всё во время игр?

— Именно гремело. И даже молнии были, — ответил я с непроницаемым как японская маска лицом, что, к сожалению, никак нельзя было сказать о коллегах, вмиг приосанившихся и как один поправивших вооружение.

Цезарь внимательно изучил их кульбиты и уже с некоторой настороженностью спросил:

— А не находите ли вы, что эти громы как-то связаны с телесными повреждениями, нанесёнными гладиаторам, львам и прочей живности?

Я подумал и глубокомысленно молвил:

— Отчего же…

Цезарь подобрался как боксёр на ринге — его напряжение передалось псу, заворчавшему утробно — и вкрадчиво спросил: