Римские вакации - [208]

— Всё равно сначала посмотреть надо, — строго сказал Джон.

— А у меня план есть, — заверил старичок, слез с сундука, подошёл к стоявшему невдалеке комоду, достал лист пергамента и показал его нам.

— Будем посмотреть, — живо молвил Лёлик, подскочил к Макробию и ловко листом завладел.

Мы все пристроились рядом, желая поинтересоваться.

На жёлтом помятом листе сверху чётким шрифтом написано было: "Дом Л. Домиция на Квиринале".

— На Квиринале… Так это где-то здесь? — спросил Джон.

— Ага, — подтвердил Макробий. — Тут недалеко, около храма Флоры.

Под надписью чёрными чернилами аккуратно начертан был план, в целом вполне понятный.

Дом состоял из множества помещений и имел непростую планировку. Среди жирных и тонких линий присутствовали пояснительные надписи: вестибюль, атриум, таблиниум, ларариум, перистиль, триклиний. Из данных слов доподлинно знакомым было лишь слово "вестибюль". Остальные вызывали лишь смутные ассоциации, требовавшие уточнения в походном справочнике Лёлика, но пользоваться им было явно не к месту, поскольку старичок следил за нами внимательно и неотрывно.

— Ну и что тут, расскажи! — затребовал Раис у Макробия.

Тот откашлялся и доложил:

— Дом крепкий, каменный. Обстановка имеется. Атриум большой с колонами мраморными и статуями. Перистиль с фонтаном. Два триклиния: зимний и летний. Комнат отдельных много. Для рабов помещения. Баня есть, мрамором украшенная весьма. Терраса тенистая в сад выходит. Полное благолепие и благодать!

— Вроде годится… — с некоторой неуверенностью произнёс Джон, не собираясь признаваться в том, что озвученные понятия были для нас тёмным лесом.

— Точняк! — подтвердил Раис. — Комнат навалом, банька есть. Что ещё надо для культурного отдыха?

— Ладно, берём, — уже решительно выразил общее мнение Джон.

Макробий кисло сморщился и напомнил:

— Так особняк дорого стоит. Да ещё с обстановкой. А вы маловато отсыпали. Добавить бы надо, — а затем уставился на Серёгино ожерелье, поблескивавшее празднично.

Серёга поймал взгляд, поначалу нахмурился, но затем махнул рукой, воскликнул:

— Эх-ма! — быстро ожерелье снял и кинул поверх кучи.

Старый выжига удовлетворённо кивнул, оглядел нас цепко, явно выискивая что-нибудь ещё такое этакое, потом состроил невнятную гримасу, пожал плечами и совсем скучно, с тяжким вздохом, повторил:

— И всё равно мало…

— Больше нету… — пожал плечами Боба.

Макробий сочувственно покивал и развёл руками, дескать, рад бы помочь, да невмочь.

— Ну нет так нет, — сказал я и сделал вид, что хочу начать процесс обратного изымания не нашедшего спрос товара.

Макробий вскочил с сундука как резиновый и, отталкивая мои руки навроде злейших врагов, завопил:

— Согласен, согласен!

— Ах ты, скупердяй паршивый! — выругался Раис.

— На что согласен? — не теряя инициативы, напористо спросил Джон.

— Особняк даю!… В обмен!… — торопливо пояснил алчный старичок, быстро откинул крышку сундука и начал с поспешной прытью ссыпать в него драгоценную кучу.

— С обстановкой? — грозно уточнил Раис.

— С обстановкой! — поспешно согласился Макробий.

— Маловато будет! — противным голосом заныл Серёга и пихнул Макробия в бок.

Тот ускорил темп погрузки и, загораживаясь локтем, завопил:

— И денег ещё… Много!…

— Золотом! — потребовал Раис.

— Золотом, золотом!… — подтвердил с готовностью Макробий, лихорадочно заныкивая драгоценности. — Ауреусами новенькими, с профилем Цезаря!… Сто… то есть, пятьдесят!

— Все равно маловато! — рявкнул Раис.

Старикан закончил набивать сундук, захлопнул крышку, уселся на него, утёр испарину со лба и уже умиротворённо спросил:

— А сколько хотите?

— Двести! — выпалил Серёга своё любимое число, ассоциирующееся у него с ёмкостью стакана, и на всякий случай погрозил старику пальцем.

— Каждому! — торопливо добавил Раис, совсем как герой известного фильма.

— Итого: ровнёхонько тысяча двести, — подытожил Джон.

— Значит, в сестерциях будет… — подсчитал Лёлик в уме, — сто двадцать тысяч.

— Годится! — весело заявил Серёга.

Макробий задумался, зашевелил губами, зачесался лихорадочно.

— А иначе гони всё взад! — заорал Раис, как пенсионер, обжуленный на базаре.

— Хорошо! Согласен! — не менее громко взвизгнул старичок, снова соскочил с сундука, открыл его, покопался в самой глубине и по очереди достал наружу дюжину замшевых туго набитых мешочков, шмякая ими о стол с приятным звяканьем.

— По сто монет, — известил он с тяжким вздохом, глядя на мешочки с тоской и любовью.

— Посмотрим, — довольно сказал Раис, распечатал один кошель, достал горсть приятно заблестевших золотых кружочков, но считать не стал, а ссыпал обратно и заявил, что верит на слово.

Мы не стали его укорять за доверчивость, а быстро распределили мешочки по рюкзакам.

Макробий тем временем, пробурчав под нос, что надо составить купчую, извлёк из комода чистый папирусный лист, глиняную чернильницу, заткнутую тряпочкой, и связку заострённых тростинок, в которых и начал копаться, с сомнением качая головой. Боба хмыкнул и, пошвырявшись в карманах, протянул старцу шариковую ручку простейшего образца. Макробий принял её недоумённо, покрутил, а затем вознамерился макнуть в чернильницу. Боба вовремя пресёк ненужный порыв и предложил просто писать. Макробий недоверчиво хмыкнул и осторожно царапнул по листу — получилась ровная чёрная линия, как и положено тому было быть. Старичок между тем сильно обрадовался, высунул язык и начал черкать калябы, забавляясь как дурдомный малолетка.