Римские вакации - [196]

— А что тут им строить, хатки-то их тростниковые? — рассудительно заметил Раис. — Тростника нарезал, связал, стены с крышей заделал, глиной обмазал, вот тебе и новостройка.

На краю деревни виднелся колодец с журавлём, а возле него каменные поилки, вокруг которых толпились козы. Мы подъехали и спешились.

Чумазый пастушок, на котором из одежды был только висевший на плече кнут, уставился на нас с непосредственностью пейзанина, не избалованного новыми впечатлениями. Потеснив коз, мы пристроили своих лошадок, принявшихся со вкусом пить, шумно отфыркиваясь. Сами вытащили при помощи журавля с кожаным ведром чистой колодезной воды, умылись, попили, наполнили под завязку бурдюки.

Появились аборигены мужского пола, ненавязчиво державшие в руках кто мотыгу, кто увесистый дрын. Впрочем, критически приблизиться они желания не выказывали. Посему, справив водные нужды, мы залезли на аргамаков и поехали дальше.

Когда солнце уже ощутимо склонилось к горизонту, остановились на ночлег. Выбрали место на небольшом взгорке, освободили лошадей от сбруи. Лёлик спрогнозировал, что лошади могут за ночь разбежаться. Боба, вспомнив деревенское детство, предложил их стреножить. Для этого дела изъяли у Раиса верёвку, разрезали её на куски, кое-как спутали лошадям передние ноги и пустили их пастись.

Сами попробовали устроить сбор дров с целью развести костёр, но ничего не вышло. Ни сухостоя, ни валежника, ни даже каких-нибудь сухих веток найти не удалось. Один лишь Серёга притащил охапку условно сухого тростника. Лёлик деловито предложил подорвать гранатой пальму, но эта идея была признана непродуктивной.

— А ещё говорят, что на югах лучше! — критически воскликнул Раис. — Это у нас в средней полосе хорошо. На природе всё есть! А тут!… Ни тебе костерка запалить…

— Ни грибов пособирать! — добавил Боба.

Решили, что негоже терять бдительность и постановили организовать дежурство — каждому по часу. Боба выделил на данное дело свои "Командирские" с флуоресцентными стрелками. Начали распределять очередь. Лёлик внёс сумятицу и раздрай, никак не решаясь выбрать: то ли ему дежурить первому, то ли в самом конце.

Тем временем солнце скрылось за кронами пальм, стало быстро темнеть, и как-то вдруг наступила ночь. Впрочем, изобильно звёздное небо позволяло просматривать окрестности. Тем не менее, Лёлик тут же сообщил, что дежурить в темноте он не будет, упал на бок где сидел, и нарочито захрапел. Без него мы быстро распределили очередь, выделив Лёлику последнее дежурство. Джон, напирая на свой командирский статус, который, собственно, никто, кроме него самого, и не признавал, выцыганил себе самое льготное первое дежурство. Мне выпало заступать на пост третьим — после Бобы и перед Серёгой. За ним следовал Раис, а потом уж Лёлик.

Лежать на земле было не очень-то уютно, но усталость взяла своё, и я полноценно уснул. Потом, разбуженный энергичным тычком Бобы, честно отстоял свой час, поглядывая по сторонам и прислушиваясь к энергичным ночным звукам, производимым местной живностью в тростниках, затем разбудил Серёгу и снова улёгся.

Проснулись мы все от мощного крика Раиса. Солнце уже встало, было светло, и никакой опасности не просматривалось. Раис, стоя на карачках, обличительно тыкал перстом в Лёлика. Лёлик, доселе лежавший на спине, приподнялся на локтях и, сонно жмурясь, глядел на мир недовольно.

Оказалось, Раис, отдежурив свой час, разбудил Лёлика, который поначалу делал вид, что совсем не понимает, что от него хотят. Но Раис проявил твёрдость и вынудил Лёлика пост принять, после чего и заснул. Но быстро проснулся. И проснулся от мощного храпа под ухом, который издавал вольготно раскинувшийся дежурный.

Мы вынесли Лёлику общественное порицание, а затем решили, что пора уже совершать общий подъём. Вовсю щебетали утренние птички, на душе было радостно; хотелось действовать. Мы наскоро пожевали фиников, попили водички, поймали лошадок, мирно пасшихся в низине, приспособили на них сбрую, поменяли свой статус с пешеходов на всадников и продолжили путь.

Часа через три миновали городок Навкратис. Городские ворота были открыты; люди выходили из населённого пункта и входили в оный. На дороге появился заметный пешеходно-транспортный поток. Навстречу стали попадаться гружёные повозки. Народ смотрел на нас с любопытством и некоторой настороженностью — особенно на Бобу, который всё продолжал щеголять в драгоценной диадеме.

Никаких вооружённых египетских отрядов не наблюдалось. Тем не менее, Раис вдруг высказал бредовую идею о том, что надо быть настороже, а то неровен час, под видом мирных повозок окажутся мобильные партизанские отряды, выехавшие на борьбу с оккупантами.

Лёлик уничижительно захехекал и пояснил, что до партизан тут ещё никто не додумался. И вообще это наше домашнее изобретение, состоявшееся в 1812 году. А местным мирным жителям и дела нет — какое тут войско за каким гоняется, и какие битвы происходят. Лишь бы их не трогали.

Раис недовольно хмыкнул, помолчал, а потом стал энергично приставать ко всем встречным насчёт прикупить у них чего-нибудь съедобного, но безрезультатно. Египтяне или пожимали плечами, отказываясь понимать латинскую речь, отчего Раис в отчаянии переходил на русский язык и даже вставлял слова татарские, или предъявляли товары, оставлявшие нашего каптенармуса равнодушным: зерно в мешках, глиняную посуду, деревянные сундуки, всякую хозяйственную утварь, а также большое количество фиников в корзинах, на которые мы уже и так смотреть не могли. Похоже, мы нарвались на сбор урожая этих плодов.