Римские вакации - [185]

Лёлик приосанился, важно покашлял и заговорил:

— Короче, выкинули папирусы шкатулочные, а зря! Один я скумекал, что тут чего-то не то, что здесь секрет какой-то крутой! Мог бы сам воспользоваться, да не такой как некоторые, — Лёлик поглядел на Раиса как на последнего проходимца.

— Ты по делу давай, — настоятельно посоветовал Джон.

— Я и говорю: бумажка-то важная оказалась! Древняя тайна в ней заложена! — Лёлик вытащил папирус и потряс им в воздухе.

— Ну давай, не томи, — кинул я в краснобая камешком.

— Вали до кучи, чего в маляве надыбал, — лениво сказал Серёга.

Лёлик строго поглядел на меня, погрозил за камешек кулаком и веско продолжил:

— Слышали, о чём Клеопатра Антонию у палатки трепалась? Про карты ходов тайных к сокровищам фараонским? Так это как раз те самые папирусы, которые Серёга слямзил.

Серёга польщённо ухмыльнулся и довольно пробормотал:

— Ну так я завсегда…

— Вот вы выбросили, а я нет! — потряс папирусом Лёлик. — Короче, план это! Вот, сами смотрите…

Папирус пошёл по рукам. Лёлик горячо и многословно пропагандировал свою версию, потрясая руками, а заодно и взахлёб живописал о том, как мы можем великолепно зажить на лезущее само к нам в руки богатство. При этом он походил на пламенного оратора, зовущего на митинге в светлое будущее.

Коллеги разглядывали рисунки, слушали Лёлика и, в основном, с сомнением хмыкали, но никак не соглашались признать его доводы за непоколебимые, предпочитая рассуждать о совпадениях и субъективных желаниях выдавать желаемое за действительное. Лёлик горячился, фыркал и орал, что все дураки.

— И вовсе ничего не понятно! — сказал как отрезал Раис. — А, может, это сказка местная с картинками! А ты тут нам про сокровища втираешь!

— Эх, этот лифт дурацкий! — воскликнул в сердцах Серёга. — Римскому языку научил, а нет, чтобы ещё и египтянскому научить! Сейчас бы эти писульки враз расщёлкали!

— Ну, пирамиды всё равно надо бы осмотреть на предмет культурных достопримечательностей, — заметил Джон.

— Отсюда и смотри, — предложил Раис. — Вон же, всё видно.

Боба некстати вспомнил прочитанную когда-то книжку, в которой повествовалось о скоропостижной кончине всех археологов, разворошивших гробницу Тутанхамона. Раис тут же стал кричать, что не сделал прививку от дифтерии. И, тем не менее, посабачившись изрядно с творцом идеи и захватав папирус до неопрятного состояния, собрание пришло к выводу, что надежда есть и, возможно, за сими картинками, действительно, скрывается какая-то тайна. Один лишь Раис продолжал придерживаться непоколебимого скептицизма и махрового критиканства.

— Ну, так что делать будем? — осведомился Джон по результатам дискуссии.

— А чего, ничего… — квёло промямлил Раис. — Лучше синица в рукаве, чем журавль… за пазухой…

— Какую же ты тут синицу обнаружил? — спросил я у него.

Раис подумал, повертел пальцами и сказал туманно:

— Ночью к шатру пролезем, часовых снимем и возьмём что причитается…

— А зачем? — удивился Боба. — Антоний же пообещал нашу долю отдать.

— Держи мошну шире!… — посоветовал Джон.

Мы дружно посмеялись над Бобиной наивностью.

— А в пирамидах ваших темно и страшно, и львы вокруг шастают… Клеопатра про них говорила… — продолжил давить на психику Раис. — И вообще, пирамиды — это что? Это есть усыпальницы, то есть могилки. А я покойников, страсть, не люблю… Да и вообще, с такой еды какие дела…

— А кто ж часовых снимать будет? Не ты ли своим топориком? — строго поинтересовался Джон.

— Не, я усталый… Вон Серёга пусть… — кивнул Раис на нашего умельца, сосредоточенно заправлявшего в пойманного рогатого жука соломинку.

— А чего сразу Серёга… — проворчал Серёга, продолжая свое тонкое и кропотливое занятие.

— Сейчас один пойду, всё себе заберу! — пригрозил Лёлик, но неуверенно и с надрывом.

— Сходи, сходи, там львы-то тебя скушают. А я, лихоманка меня дери, с этого места до утра не сойду! — торжественно заявил Раис и вдруг приподнялся, вздохнул глубоко и замер.

В тёплом воздухе, полном терпких травяных ароматов, явственно и смачно потянуло свежезажаренным. Коллеги шумно засопели, изо всех сил принюхиваясь. Раис вскочил на ноги и взволнованно забормотал:

— Пошли, пошли, говорю, посмотрим, чего жарят!

— Сядь, а то сейчас лихоманка задерёт! — пугнул его Боба.

— Да ну тебя!… — рассеянно ответил Раис. — Не верю я в эти суеверия… — потом топнул ногой и рявкнул: — А ну, вскочили все, я кому сказал! А ну, пошли!

Поддавшись его пассионарному порыву, мы встали и устремились на запах напрямик, продираясь сквозь кусты, пока не увидели полянку, на которой у кучи жарко светившихся угольев крутились рабы Антония. Над угольями имелась хитрая подставка с вертелами, унизанными мелкими птахами. Упитанный малый с плоским как блин лицом, сидя на корточках, те вертела сноровисто крутил, то и дело поливая птах из медного ковшика то ли растопленным жирком, то ли маслом.

Раис сглотнул и сдавленно прохрипел:

— Снимай, готово!…

Повар удивлённо завертел головой, но нас не увидел, так как мы ловко притаились за толстыми стволами раскидистых вётел, и, пожав плечами, начал складывать вертела на подставленное блюдо. Рабы из стоявшей рядом с кострищем расшпиленной повозки достали две примерно так двухлитровые амфоры. Повар взял блюдо с жарким, два раба по амфоре; они построились цепочкой и направились мимо нас к шатру Антония, видневшемуся далее.