Римские каникулы - [32]

Видимо, Матвей действительно усвоил вчерашний урок: когда они подошли к Пантеону, он вдруг принялся обстоятельно сравнивать его с парижским, сыпал деталями и замечаниями, почерпнутыми явно не только из интернета – конечно же, он был в Париже, и не один раз. Римма слушала его с интересом и сама не заметила, как увлеклась: стала горячиться и спорить, пытаясь убедить, что нет смысла выбирать один-единственный Пантеон и назначать его главным. А Матвею того и надо было: в пылу спора она подрастеряла свое отчуждение и неприязнь, и дальше прогулка пошла гораздо живее.

Пройдя по длиннющему проспекту Виктора Эммануила II, они перешли Тибр и оказались неподалеку от Ватикана. Еще за несколько кварталов до главного входа им стали попадаться кучки людей, которые все росли и росли, пока не превратились в громадную очередь, змеящуюся под его высоченными стенами. В ней терпеливо стояли тысячи туристов, желающих попасть в ватиканский музей – настоящую сокровищницу предметов искусства всех эпох, народов и стилей.

О том, чтобы присоединиться к ним, не могло быть и речи – билеты покупались заранее, за несколько дней или недель. К тому же на улице по-прежнему ярко светило солнце, и в такую погоду даже Римму музейные залы ничуть к себе не влекли, не говоря уже о Матвее.

По-прежнему беседуя о каких-то отстраненных пустяках, они отправились дальше, и как-то само собой вышло, что забрели в Трастевере, тот самый район, где она гуляла вчера, и полюбовались тихим обжитым Средневековьем. Римма и не заметила, как ноги словно бы сами собой вынесли ее на ту площадь, где располагалось кафе со вчерашним официантом – любителем русской культуры. Он снова был на работе и, заметив, что новые посетители сели за столик, взял со стойки меню и направился к ним. При виде Риммы лицо его вспыхнуло неподдельной радостью. Он поздоровался и улыбнулся ей, как старой знакомой, она тоже кивнула в ответ и вернула улыбку.

Матвей ничего не заметил, углубившись в меню, он стал дотошно расспрашивать по-английски о сезонных и местных блюдах.

– У вас есть артишоки? Март считается месяцем артишоков, а в Риме этот овощ популярен, как нигде больше в Италии, – авторитетно сообщил он по-английски официанту. Тот лишь руками развел: к сожалению, в их небольшом кафе подают, в основном, кофе и выпечку. Еще можно заказать пиццу и…

– Ну, хорошо, – Матвей захлопнул меню и досадливо поджал губы. – Тогда принесите мне кофе. Ты что-нибудь будешь? – обратился он к Римме.

– Нет, – покачала головой она. – Разве что выпью воды, а то в горле пересохло.

Официант ушел, но уже через минуту вернулся, неся на подносе высокий запотевший стакан и чашку эспрессо. Матвей поблагодарил, но, не успел официант отвернуться, как он закатил глаза и произнес тоном страдальца, оскорбленного в лучших чувствах:

– Нет, ты только взгляни! По мнению итальяшек – это кофе! Вот этот наперсток с черным плевком на дне. Вечно я, бывая в Европе, забываю, что нормального кофе у них днем с огнем не найти.

– Если ты хотел американо – надо было сразу так и сказать, – пожала плечами Римма, чувствуя, что настроение у нее начинает портиться.

– И что это было такое: «нет артишоков»? Как это нет? – продолжал разоряться Матвей, с кислой миной оглядывая парочки за соседними столиками, деревянные ставни на окнах, яркие занавески и серебристый ствол старой глицинии, распластавшийся по фасаду вплоть до третьего этажа. Тот был весь усыпан гроздями готовых вот-вот раскрыться лиловых бутонов, их длинные кисти беззвучно покачивались на ветру, словно водоросли в толще прозрачной воды потаенного лесного озера. – Забегаловка какая-то, а не кафе. Просто дыра в стене, без всякого понятия о нормальной кухне. И как только меня угораздило сюда зайти!

Римма бросила на него короткий взгляд и опустила глаза.

Что тут скажешь… Он, похоже, неисправим.

Пока Матвей разглагольствовал, пока пил свой кофе, а Римма смотрела в телефон, официант несколько раз выглядывал из дверей, а потом и вовсе застыл на пороге, то и дело бросая встревоженные взгляды в их сторону.

Наконец Матвей расплатился и встал, демонстративно вглядываясь в уличное меню другого кафе, расположенного напротив. Римма замешкалась – искала, куда положила солнечные очки. И тут официант внезапно склонился к ней и сказал взволнованным шепотом:

– Синьорина, помните, что я вчера говорил? Это чистая правда. Вы прекрасны, как прекрасен мой родной город. Приходите сюда завтра в десять. Я покажу вам настоящий Рим.

* * *

До самого вечера, пока они с Матвеем бродили по городу, Римма размышляла над неожиданным предложением. В сущности, ее позвали на свидание – и кто? Официант из кафе. Абсолютно незнакомый человек, которого она мельком видела два раза в жизни. Хоть и весьма симпатичный… Как он смотрел на нее, думая, что она этого не замечает! Как хмурились его брови, как сжимался красиво очерченный рот, какой нервный ритм выбивали по стойке изящные длинные пальцы. Видно, бедняге было трудно решиться на такой отчаянный шаг, но он все-таки пересилил себя – подошел хоть и в самый последний момент. Своей непринужденной манерой общаться он расположил Римму к себе еще во время вчерашнего разговора – не зря же она сегодня вновь пришла в это кафе, что бы там себе ни думал Матвей насчет «как меня угораздило его выбрать». Парень вел себя так мило, был так откровенно в ней заинтересован, было бы глупо отказываться. Да к тому же и невежливо – могла бы сразу сказать, что не придет. А так он будет ждать, она не явится, получится некрасиво… И потом, что она теряет? Возвращаться в Москву они с Матвеем планировали только послезавтра утром, в пятницу, так что у нее есть еще один день, почему бы не провести его в обществе симпатичного итальянца? К тому же в Риме было полным-полно прекрасных мест, до которых она пока не добралась. И наверняка еще и таких, о которых и вовсе не знала. Было бы здорово, если бы ей их показал местный житель, кому, как не ему, лучше всех знать город? А то обстоятельство, что житель этот дружелюбен и весьма мил, только усиливало ее решимость.