Рим рукоплещет! - [19]

Ласка и наказание играют большую роль при работе с лошадью. Ласкал я Ингаса голосом, рукой, подкармливал его морковкой, сухарем, сахаром. Если он совершал грубую ошибку и его надо было наказать, то я наказывал немедленно, чтобы он понял, за что ему попало. Наказывал шенкелем, ударом шпоры и реже хлыстом. Но никогда не дергал поводьев - не "цукал", как говорят конники, ибо цуканье-слишком жестокое наказание. Это очень болезненно для рта лошади.

В дальнейшей своей спортивной жизни я убедился, как опасно наказывать лошадь во время отработки схемы езды, а тем более накануне соревнований.

Как-то один из товарищей, стремясь, чтобы лошадь правильно меняла ноги, особенно в один темп, очень часто повторял упражнение, а когда лошадь сбивалась, он её резко останавливал, наказывал шпорами. Он повторил упражнение семь раз, и только один раз лошадь делала правильно, он ее за это приласкал. Но что запомнила лошадь? Шесть наказаний или одно поощрение? Безусловно наказание… И лошадь испорчена. На соревнованиях, как только доходило до смены ног в один темп, она делала сбои, так как не была уверена, что ее опять не накажут. Всадник должен был сделать иначе:

ошиблась лошадь - не наказывать ее, а прекратить движение и повторить его потом.

Мне приходилось видеть, как некоторые всадники перед манежной ездой, особенно на соревнованиях, боятся, то лошадь в том или ином месте сделает ошибку:

неправильно отпиаффирует или сменит ноги, - и лошадь обязательно ошибалась. Я убедился: если всадник выкупает смело, уверенно, доверяет лошади, то она не подведет его.

Я твердо решил никогда не изменять правилу: работать с лошадью спокойно, настойчиво, своевременно ее поощрять, а если и наказывать, то разумно.

Как ни старался Ингас вывести меня из терпения, ему это не удавалось. - Брось, Филатов, этого коня. Тебе с ним не справиться! - говорили мне товарищи.

Для меня вопрос выездки Ингаса стал вопросом чести. Неужели отступлюсь? Окажусь беспомощным? И так на меня смотрят, как на молодого и неопытного спортсмена, да еще несчастный случай с Гонгом…

Отступить от Ингаса, когда я уже приучил его к себе? Отдать более опытному, с их точки зрения, всаднику? Нет, никогда! Я должен проверить сам себя, справлюсь ли я с этим норовистым жеребцом или нет. Если не справлюсь, то грош мне цена, перестану уважать себя.

И я еще упорнее работал с Ингасом. Отрабатывал его и в руках по вольту. Не беда, что он пытался кусать меня за руки. Часто вечерами я приходил в денник, надевал на Ингаса оголовье и часами отрабатывал у него мягкость рта. Ингас озоровал, протестовал из всех своих лошадиных сил, но, в конце концов, сдавался. А я, не обращая внимания на его капризы, держал в левой руке оба трензельных повода и как бы отзывал его на себя, а правой рукой с мундштучными поводьями отзывал от себя и немного вверх. Ингас упрямился, но все же открывал и закрывал рот и сдавал в затылке. Хорошее и полезное упражнение для отработки мягкости рта!

Занимался я с ним отдельно от общей группы. Мне не хотелось, чтобы кто-нибудь видел мои мучения. И потаскал же он меня по всем кустам и заборам Ростовского ипподрома! Но я был тоже упрям, сбросить меня ему ни разу не удалось…

Каждое занятие я начинал с "работы в руках", тратя на нее минут 15-20, а потом садился в седло и заставлял Ингаса повторять все уже под седлом. Как правило, каждый урок начинал с повторения пройденного, а затем переходил к отработке нового. Как только Ингас начинал хорошо исполнять новое упражнение, я занятия прекращал. Спешивался, давал ему лакомство, расседлывал, ждал, пока он полностью успокоится, а потом вел в конюшню и приводил в порядок.

Около трех месяцев я потратил на Ингаса, чтобы заставить его подчиниться. Ингас был очень способным, и я был уверен, что, если сумею отработать его, мы сможем войти с ним в большой спорт.

Ингас понял, вернее почувствовал, наконец, что воля человека сильнее его. Он уже перестал пытаться сбрасывать меня, видел, что бесполезны эти номера: я остаюсь в седле, а он получает наказание. Зато когда он шел хорошо, то получал поощрение и ласку. Между нами установился полный контакт. Мне уже не надо было все время быть на чеку, "держать ухо востро", чтобы малейшее мое невнимание не закончилось для меня плачевно. Ингас выполнял все, что я от него хотел. Подготавливал я его на троеборье, отрабатывал манежную езду-все то, чему я обучал Штемпеля и Тевтона. Он хорошо шел прибавленной рысью, делал боковые движения, принимания, пируэты и все остальные приемы.

В нашу команду приехал тренер по троеборью - замечательный, почти не знавший поражений троеборец Валериан Никанорович Куйбышев.

Валериан Никанорович пристально наблюдал за тренировкой Ингаса.

Однажды, когда я спешился, он подошел ко мне.

- Хорошо, Филатов, что у вас хватило смелости и терпения работать с таким жеребцом, как Ингас. Манежная езда идет неплохо. К какому виду соревнований вы его готовите?

Я ответил, что готовлю его для троеборья, ибо прыжки считаю своей специальностью.

В троеборье - три различных вида соревнований, на которых всадник участвует на одной и той же лошади. Обычно они проходят в течение трех дней. В первый день - соревнования по манежной езде. Во второй день проводятся полевые испытания, на них выявляется подготовленность спортсмена и лошади к пробегу по местности с преодолением препятствий. Эти испытания требуют и от всадника и от лошади большого физического напряжения и высокой технической подготовки, потому что пробег может быть свыше 10 километров по дорогам и тропинкам: стипль-чез километра на полтора или два, тут же будут стоять препятствия, иногда очень сложные;