Рилла из Инглсайда - [99]
— Не заболела ли она? — с тревогой воскликнула миссис Блайт. — Мне показалось странным, что она не захотела пойти в церковь сегодня утром.
Дверь кухни отворилась, и на пороге появилась Сюзан с таким мертвенно-бледным лицом, что миссис Блайт вскрикнула в испуге:
— Сюзан, что случилось?
— Британская линия обороны прорвана, и немецкие снаряды падают на Париж, — глухо сказала Сюзан.
Стоявшие перед ней три женщины в ужасе переглянулись.
— Это не правда… этого не может быть, — задыхаясь, произнесла Рилла.
— Это было бы… нелепо, — пробормотала Гертруда… и затем рассмеялась ужасным, горьким смехом.
— Сюзан, кто вам это сказал… когда пришли эти новости? — спросила миссис Блайт.
— Полчаса назад был телефонный звонок из Шарлоттауна, — сказала Сюзан. — Эти новости поступили в город вчера, поздно вечером. Звонил доктор Холланд, и он сказал, что, увы, это правда. С той минуты я ничего не делала, миссис докторша, дорогая. Мне очень жаль, что обед не готов. Это впервые я так оплошала. Если вы подождете, я быстренько приготовлю вам что-нибудь поесть. Но боюсь, картофель у меня совсем сгорел.
— Обед! Никто не хочет никакого обеда, Сюзан, — сказала миссис Блайт взволнованно. — О! Это невероятно… это, должно быть, страшный сон.
— Париж потерян… Франция потеряна… война проиграна, — с трудом дыша, бормотала Рилла, чувствуя, что окончательно лишилась всякой надежды и веры.
— О Боже! О Боже! — стонала Гертруда, расхаживая по комнате, заламывая руки. — О… Боже!
Лишь одно слово… и ничего больше… никаких других слов, ничего, кроме этого древнего, как мир, призыва, этого давнего стона муки и жалобы, рвущегося из человеческих душ, разуверившихся во всем человеческом…
— Бог умев? — спросил испуганный голосок с порога гостиной. Там стоял Джимс, румяный после сна, в его больших темных глазах застыл ужас. — Вилла!.. Ох, Вилла, Бог умев?
Мисс Оливер перестала расхаживать по комнате и вскрикивать. Она стояла, растерянно уставившись на Джимса, глаза которого начали наполняться слезами. Рилла подбежала к нему, чтобы поскорее его успокоить, а Сюзан вскочила со стула, на который перед тем безвольно упала.
— Нет, — сказала она оживленно, вдруг снова становясь прежней Сюзан. Нет, Бог жив… и Ллойд Джордж тоже. Мы забыли об этом, миссис докторша, дорогая. Не плачь, маленький Китченер. Как ни плохи дела, они могли быть еще хуже. Хотя британская линия обороны на суше прорвана, британский флот еще не разбит. Давайте помнить об этом. Я возьму себя в руки и приготовлю перекусить, так как нам нужно поддержать наши силы.
Они притворились, что «перекусывают»; но это было лишь притворство. Тот черный день навсегда остался в памяти каждого из обитателей Инглсайда. Гертруда расхаживала по комнате, не в силах усидеть на месте… они все расхаживали, кроме Сюзан, которая достала спицы и серый солдатский носок.
— Миссис докторша, дорогая, я должна вязать, хоть и воскресенье. Никогда прежде мне в голову не приходило работать в воскресенье. Что бы ни говорили другие, я всегда считала, что это нарушение третьей заповеди. Но нарушение это или не нарушение, сегодня я должна вязать, или я сойду с ума.
— Вяжите, Сюзан, если можете, — сказала миссис Блайт. Сама она была не в силах унять волнение. — Я бы тоже вязала, если бы могла… но я не могу… не могу.
— Если бы мы только знали все подробности, — стонала Рилла. — Может быть, нашлось бы что-то, что нас обнадежило бы… если бы мы знали всё.
— Мы знаем, что немцы обстреливают Париж, — сказала мисс Оливер с горечью. — А раз так, они, должно быть, прорвались со всех сторон и стоят на самых подступах к городу. Нет, мы потерпели поражение… давайте смотреть в лицо фактам, как вынуждены были делать это другие народы в прошлом. Другие нации, защищавшие правое дело, отдали своих лучших, храбрейших сыновей… и, несмотря на это, потерпели поражение.
— Я не хочу сдаваться просто так, — воскликнула Рилла, ее бледное лицо вдруг вспыхнуло ярким румянцем. — Я не стану отчаиваться. Даже если Германия завоюет всю Францию, нас она не поработит. Мне стыдно за то, что я вот уже целый час предаюсь отчаянию. Больше вы никогда не увидите меня в таком безвольном состоянии. Я собираюсь сейчас же позвонить в город и выяснить подробности.
Но дозвониться до города было невозможно. Телефонистка на центральной станции не могла справиться с лавиной подобных междугородных звонков, поступавших со всех концов обезумевшей от горя страны. В конце концов Рилла отказалась от своего намерения и тихонько ушла в Долину Радуг. Там, в том тихом уголке, где состоялся ее последний разговор с Уолтером, она опустилась на колени в прошлогоднюю серую траву и прислонилась склоненной головой к обомшелому стволу упавшего дерева. Солнце прорвалось сквозь черные тучи и залило долину бледным золотым сиянием. Бубенчики на Влюбленных Деревьях издавали волшебный, прерывистый звон, покачиваясь на резком мартовском ветру.
— О Боже, дай мне силу, — шептала Рилла. — Только силу… и мужество. — Затем она, словно ребенок, молитвенно сложила руки и сказала, так же просто, как мог бы сказать Джимс: — Пожалуйста, пошли нам завтра новости получше.
«Энн из Зелёных Крыш» – один из самых известных романов канадской писательницы Люси Монтгомери (англ. Lucy Montgomery, 1874-1942). *** Марилла и Мэтью Касберт из Грингейбла, что на острове Принца Эдуарда, решают усыновить мальчика из приюта. Но по непредвиденному стечению обстоятельств к ним попадает девочка Энн Ширли. Другими выдающимися произведениями Л. Монтгомери являются «История девочки», «Золотая дорога», «Энн с острова Принца Эдуарда», «Энн и Дом Мечты» и «Эмили из Молодого месяца». Люси Монтгомери опубликовала более ста рассказов в газетах «Кроникл» и «Эхо», прежде чем вернулась к своему давнему замыслу, книге о рыжеволосой девочке и ее друзьях.
Героине романа Валенси Стирлинг 29 лет, она не замужем, никогда не была влюблена и не получала брачного предложения. Проводя свою жизнь в тени властной матери и назойливых родственников, она находит единственное утешение в «запретных» книгах Джона Фостера и мечтах о Голубом замке, где все ее желания сбудутся и она сможет быть сама собой. Получив шокирующее известие от доктора, Валенси восстает против правил семьи и обретает удивительный новый мир, полный любви и приключений, мир, далеко превосходящий ее мечты.
Канада начала XX века… Позади студенческие годы, и «Аня с острова Принца Эдуарда» становится «Аней из Шумящих Тополей», директрисой средней школы в маленьком городке. С тех пор как ее руку украшает скромное «колечко невесты», она очень интересуется сердечными делами других люден и радуется тому, что так много счастья на свете. И снова поворот на дороге, а за ним — свадьба и свой «Дом Мечты». Всем грустно, что она уезжает. Но разве не было бы ужасно знать, что их радует ее отъезд или что им не будет чуточку не хватать ее, когда она уедет?
Во втором романе мы снова встречаемся с Энн, ей уже шестнадцать. Это очаровательная девушка с сияющими серыми глазами, но рыжие волосы по-прежнему доставляют ей массу неприятностей. Вскоре она становится школьной учительницей, а в Грингейбле появляются еще двое ребятишек из приюта.
Канада конца XIX века… Восемнадцатилетняя сельская учительница, «Аня из Авонлеи», становится «Аней с острова Принца Эдуарда», студенткой университета. Увлекательное соперничество в учебе, дружба, веселые развлечения, все раздвигающиеся горизонты и новые интересы — как много в мире всего, чем можно восхищаться и чему радоваться! Университетский опыт учит смотреть на каждое препятствие как на предзнаменование победы и считать юмор самой пикантной приправой на пиру существования. Но девичьим мечтам о тайне любви предстоит испытание реальностью: встреча с «темноглазым идеалом» едва не приводит к тому, что Аня принимает за любовь свое приукрашенное воображением поверхностное увлечение.
Канада начала XX века… На берегу красивейшей гавани острова Принца Эдуарда стоит старый домик с очень романтичной историей. Он становится «Домом Мечты» — исполнением сокровенных желаний счастливой двадцатипятилетней новобрачной. Жизнь с избранником сердца — счастливая жизнь, хотя ни один дом — будь то дворец или маленький «Дом Мечты» — не может наглухо закрыться от горя. Радость и страдание, рождение и смерть делают стены маленького домика священными для Ани.
«Полтораста лет тому назад, когда в России тяжелый труд самобытного дела заменялся легким и веселым трудом подражания, тогда и литература возникла у нас на тех же условиях, то есть на покорном перенесении на русскую почву, без вопроса и критики, иностранной литературной деятельности. Подражать легко, но для самостоятельного духа тяжело отказаться от самостоятельности и осудить себя на эту легкость, тяжело обречь все свои силы и таланты на наиболее удачное перенимание чужой наружности, чужих нравов и обычаев…».
«Новый замечательный роман г. Писемского не есть собственно, как знают теперь, вероятно, все русские читатели, история тысячи душ одной небольшой части нашего православного мира, столь хорошо известного автору, а история ложного исправителя нравов и гражданских злоупотреблений наших, поддельного государственного человека, г. Калиновича. Автор превосходных рассказов из народной и провинциальной нашей жизни покинул на время обычную почву своей деятельности, перенесся в круг высшего петербургского чиновничества, и с своим неизменным талантом воспроизведения лиц, крупных оригинальных характеров и явлений жизни попробовал кисть на сложном психическом анализе, на изображении тех искусственных, темных и противоположных элементов, из которых требованиями времени и обстоятельств вызываются люди, подобные Калиновичу…».
«Ему не было еще тридцати лет, когда он убедился, что нет человека, который понимал бы его. Несмотря на богатство, накопленное тремя трудовыми поколениями, несмотря на его просвещенный и правоверный вкус во всем, что касалось книг, переплетов, ковров, мечей, бронзы, лакированных вещей, картин, гравюр, статуй, лошадей, оранжерей, общественное мнение его страны интересовалось вопросом, почему он не ходит ежедневно в контору, как его отец…».
«Некогда жил в Индии один владелец кофейных плантаций, которому понадобилось расчистить землю в лесу для разведения кофейных деревьев. Он срубил все деревья, сжёг все поросли, но остались пни. Динамит дорог, а выжигать огнём долго. Счастливой срединой в деле корчевания является царь животных – слон. Он или вырывает пень клыками – если они есть у него, – или вытаскивает его с помощью верёвок. Поэтому плантатор стал нанимать слонов и поодиночке, и по двое, и по трое и принялся за дело…».
Григорий Петрович Данилевский (1829-1890) известен, главным образом, своими историческими романами «Мирович», «Княжна Тараканова». Но его перу принадлежит и множество очерков, описывающих быт его родной Харьковской губернии. Среди них отдельное место занимают «Четыре времени года украинской охоты», где от лица охотника-любителя рассказывается о природе, быте и народных верованиях Украины середины XIX века, о охотничьих приемах и уловках, о повадках дичи и народных суевериях. Произведение написано ярким, живым языком, и будет полезно и приятно не только любителям охоты...
Творчество Уильяма Сарояна хорошо известно в нашей стране. Его произведения не раз издавались на русском языке.В историю современной американской литературы Уильям Сароян (1908–1981) вошел как выдающийся мастер рассказа, соединивший в своей неподражаемой манере традиции А. Чехова и Шервуда Андерсона. Сароян не просто любит людей, он учит своих героев видеть за разнообразными человеческими недостатками светлое и доброе начало.
«Дом мечты» — очередной роман серии «Дамское счастье» и один из серии романов американской писательницы Люси Монтгомери, чье литературное творчество заслужило внимание и одобрение Марка Твена.Это поэтичное повествование о молодой женщине, ее семье, друзьях и подругах Благодаря ее уму, любящему сердцу и женской интуиции люди и даже природа становятся лучше, добрее, прекраснее.В жизни главной героини не все происходит гладко Однако она мужественно преодолевает препятствия, потому что относится к «расе Джозефа»…Что это за загадочная раса? Ответ читатели найдут на страницах романа.
Впервые переведенная на русский язык книга известной канадской писательницы Люси Мод Монтгомери (1877–1942), открывающая новую серию романов, повествует о судьбе рыжеволосой героини, которую Марк Твен назвал "самым трогательным и очаровательным ребенком художественной литературы со времен бессмертной Алисы".
По соседству с Блайтами поселилось семейство овдовевшего священника. Отец живет в мире Бога и фантазий, а изобретательные и непоседливые отпрыски предоставлены сами себе. Толком не зная, что можно, а чего нельзя, они постоянно влипают в истории. И все же трудно представить себе более любящую и заботливую семью.
Канада начала XX века… Инглсайд — большой, удобный, уютный, всегда веселый дом — самый замечательный дом в мире, по мнению его хозяйки, счастливой матери шестерых детей. Приятно вспомнить прошлое и на неделю снова стать «Аней из Зеленых Мезонинов», но в сто раз лучше вернуться домой и быть «Аней из Инглсайда». Она стала старше, но она все та же — неотразимая, непредсказуемая, полная внутреннего огня, пленяющая своим легким юмором и нежным смехом. Жизнь — это радость и боль, надежды, страхи и перемены — неизбежные перемены.