Рилла из Инглсайда - [40]

Рилла вскочила. Она вынула Джимса из его корзинки и взяла в свою постель. Ручки у него были холодные — бедный малыш! Но плакать он тут же перестал. А затем, когда она привлекла его к себе в темноте, он вдруг засмеялся… это был настоящий, журчащий, довольный, восхищенный и восхитительный смех.

— Ах, дорогой мой крошка! — воскликнула Рилла. — Тебе так приятно, что ты не одинок в этой громадной темной комнате? — Она почувствовала, что хочет расцеловать его, и расцеловала.

Она поцеловала его шелковистую, приятно пахнущую головку, его пухлую щечку, его маленькие холодные ручки. Ей захотелось крепко обнять его… прижать к себе, как она прежде обнимала и прижимала к себе котят. Какое-то восхитительное чувство нежной заботливости овладело ею. Она никогда не испытывала ничего подобного прежде.

Через несколько минут Джимс крепко спал, и Рилла, прислушиваясь к его легкому, равномерному дыханию и ощущая рядом с собой его теплое маленькое тело, осознала, что… наконец… полюбила этого младенца.

— Он стал… таким… очаровательным, — подумала она сквозь дрему, сама уплывая в страну сновидений. В феврале Джем, Джерри и Роберт Грант уже были в окопах; известие об этом внесло в инглсайдскую жизнь еще больше напряженности и страха. А в марте появившееся в газетах слово Ипр — «Ипрез», как произносила его Сюзан, — приобрело для всех пугающее значение[54]. В газетах начали ежедневно печатать списки убитых и раненых, и никто в Инглсайде не мог, отвечая на телефонный звонок, не чувствовать, как ужасный холод сжимает сердце, — ведь это мог быть начальник станции с сообщением, что пришла телеграмма из Европы. И никто не мог проснуться утром, не испытав при этом внезапного мучительного страха перед тем, что может принести новый день.

«А раньше я так радостно приветствовала каждое утро», — думала Рилла.

Однако повседневная жизнь с ее привычными обязанностями шла, как всегда, очень размеренно, и почти каждую неделю один из гленских юношей, который еще вчера был озорным школьником, надевал военную форму.

— Вечер сегодня студеный, миссис докторша, дорогая, — сказала Сюзан, входя в дом и оставляя позади бодрящий холод безоблачных и звездных зимних канадских сумерек. — Я все думаю, тепло ли нашим мальчикам в окопах.

— Как все возвращает наши мысли к этой войне, — воскликнула Гертруда Оливер. — Мы не можем убежать от нее… даже когда говорим о погоде. Я сама, выходя из дома в эти темные холодные вечера, не могу не думать о солдатах в окопах… не только о наших близких, но о близких всех других людей. У меня было бы то же самое чувство, если бы даже никого из моих знакомых не было на фронте. Когда я уютно устраиваюсь в моей теплой постели, меня мучают угрызения совести оттого, что мне удобно. Кажется, что безнравственно с моей стороны жить в тепле и уюте, когда столь многие их лишены.

— Я только что встретила в магазине миссис Мередит, — сказал Сюзан, — и она сказала мне, что они очень волнуются за маленького Брюса — он все так близко принимает к сердцу. Целую неделю засыпал в слезах, все думал о голодающих бельгийцах. «Ох, мама, — говорил он ей, так умоляюще, — ведь самые маленькие не голодают… уж самые-то маленькие, мама! Только скажи, что самые маленькие не голодают!» А сказать, что они не голодают, невозможно, так как это была бы ложь, и миссис Мередит говорит, что ума не приложит, как выйти из положения. Они стараются скрывать от него то, что печатают в газетах, но он все равно узнаёт, и тогда они не могут его утешить. У меня самой сердце разрывается, когда я об этих бельгийских младенцах читаю, миссис докторша, дорогая, и я не могу утешить себя мыслью, что эти рассказы — выдумка. Но мы должны продолжать жить.

Джек Крофорд говорит, что идет на войну, так как ему надоело работать на ферме. Надеюсь, он найдет приятной такую перемену в жизни. А жена Ричарда Эллиота с той стороны гавани совсем извелась от горя, так как она раньше всегда ругала мужа за то, что дым от его трубки портит шторы в гостиной. А теперь, когда он записался добровольцем, она ужасно жалеет, что вообще об этих шторах упоминала. Луна с Бакенбардами уверяет, что он не сторонник немцев; называет себя пацифистом. Не знаю, что это означает, но ничего приличного означать явно не может, а иначе Луна с Бакенбардами не сделался бы этим самым пацифистом, и в этом вы можете быть уверены. Он говорит, что крупная победа британских войск под Нев-Шапель не стоила тех потерь, что они понесли[55], и запретил появляться у своего дома Джо Милгрейву, так как Джо поднял флаг на отцовской ферме, когда пришли известия об этой победе. Вы обратили внимание, миссис докторша, дорогая, что царь переименовал тот Прш… и не выговоришь!.. в Перемышль? Это доказывает, что у человека есть здравый смысл. Джо Викерс сказал мне, когда я встретила его в магазине, что видел вчера вечером в небе, со стороны Лоубриджа, очень странную штуковину. Вы не думаете, миссис докторша, дорогая, что это мог быть цеппелин[56]?

— Думаю, это маловероятно, Сюзан.

— Ну, я бы так не волновалась из-за этой штуковины, если бы Луна с Бакенбардами не жил в Глене. Говорят, будто видели, как он на днях производил поздно вечером какие-то странные маневры с фонарем на своем заднем дворе. Некоторые думают, что он подавал сигналы.