Рикша - [37]

– Ты жив еще, парень? Совсем забыл меня! Посчитай-ка, сколько дней не показывался! Ну, как дела? Купил коляску?

Сянцзы покачал головой, сердце его сжалось от боли.

– Дашь мне коляску, Сые?

– Снова не повезло? Ладно, выбирай любую! – Лю Сые налил Сянцзы чая.

– На, выпей!

Сянцзы взял чашку и стал пить большими глотками. От чая и печного тепла его разморило и стало клонить ко сну. Он поставил чашку и собрался уходить.

– Погоди! Куда торопишься? Ты пришел очень кстати. Скоро день моего рождения. Я хочу поставить праздничный навес, пригласить гостей. Так что коляску пока не вози, поможешь мне. Они, – Лю Сые кивнул на рикш во дворе, – народ ненадежный, сделают кое-как. Не то что ты. Тебе и говорить ничего не надо, сам все знаешь. Сперва уберешь снег, а в полдень приходи на гохо [15].

– Хорошо, Сые.

Сянцзы решил: раз уж он возвратился, пусть делают с ним, что хотят. Он покорился судьбе.

– Ну, что я тебе говорила? – подоспела тут Хуню. – Второго такого не найдешь.

Лю Сые улыбнулся, а Сянцзы опустил голову.

– Идем, Сянцзы, – сказала Хуню. – Я дам тебе денег, купишь хорошую бамбуковую метлу. Надо побыстрее убрать снег: сегодня придут делать навес.

Когда они вошли к ней в комнату, она, отсчитывая деньги, тихо проговорила:

– Не робей! Постарайся угодить старику! И все будет в порядке!

Сянцзы ничего не ответил. Сердце его словно окаменело. Пройдет день, и ладно. Дадут поесть – хорошо, предложат чай – попьет, найдется работа – поработает. Только бы ни о чем не думать.

Как осел, который вертит жернова, он ничего не хотел знать, понимать – не бьют, и на том спасибо. И все же трудно смириться. Тоска заедала. За работой он забывался, по едва выдавалась свободная минута, на него накатывало что-то расплывчатое, бесформенное, как морская губка, начинало душить, вызывало тошноту. Он работал до изнеможения, чтобы потом погрузиться в тяжелый сон. Ночью спал, днем работал. Мел снег, ходил за покупками, заказывал карбидные фонари, чистил коляски, переставлял мебель, спал, ел и пил. Но все делал как автомат. Угнетало лишь вызывавшее тошноту чувство – эта «губка»…

Снег во дворе был убран, а на крыше сам постепенно растаял. Пришли мастера. Договорились сделать праздничную пристройку во весь двор, с карнизом, перилами и стеклянной перегородкой, чтобы на ней можно было развесить картины и шелковые свитки с поздравительными надписями. Деревянные проемы решено было обтянуть красной материей. Перед главным и боковым входами старик задумал повесить гирлянды, а кухню устроить на заднем дворе. Он хотел пышно отпраздновать день своего рождения.

Дни стояли короткие, и до сумерек мастера успели только поставить навес, затянуть его материей и сделать перила; развесить картины и украшения над дверями обещали на следующее утро. Лю Сые даже позеленел от злости. Но делать нечего. Он послал Сянцзы за фонарями и велел поторопить повара, опасаясь, как бы и тот его не подвел. К счастью, с угощением все оказалось в порядке, зря старик волновался.

Только Сянцзы вернулся, как Лю Сые велел ему идти к соседям занять на день мацзян, комплекта три-четыре. Кто же справляет день рождения без веселой игры? Сянцзы принес мяцзян, и тогда его послали за патефоном: на празднике должна быть музыка! Так Сянцзы бегал без передышки до одиннадцати часов. К вечеру едва передвигал ноги. Коляску и то легче возить. Может, потому, что он привык?

– Хороший ты парень! – сказал Лю Сые. – Молодец! Будь у меня такой сын, я бы умер спокойно. Иди отдыхай, завтра еще найдутся дела. Хуню подмигнула Сянцзы.

На следующее утро снова пришли мастера. Повесили картины с эпизодами из «Троецарствия»: «Три сражения с Люй Бу», «Сражение у Чанбаньпо», «Лагерь в огне» и другие; главные герои и второстепенные – все были верхом, с пиками в руках. Лю Сые остался доволен картинами. Вскоре привезли мебель. Под навесом поставили восемь стульев с чехлами, расшитыми красными цветами… Праздничный зал находился в средней комнате – там стояли эмалевая курильница и подставки для свечей. Перед столом положили четыре красных коврика.

Сянцзы послали за яблоками. Хуню незаметно сунула ему два юаня, чтобы он заказал от себя в подарок отцу праздничный пирог в форме персика, с изображением восьми даосских святых. Когда яблоки были уже на столе, принесли пирог и поставили рядом. С восемью даосскими святыми он выглядел весьма эффектно.

– Это от Сянцзы, – шепнула Хуню на ухо отцу. – Видишь, какой он догадливый.

Лю Сые улыбнулся Сянцзы.

Не хватало только большого поздравительного иероглифа «долголетие», который кладут в центре праздничного зала. Обычно его преподносят друзья. Но поздравления пока никто не прислал, и Лю Сые начал злиться.

– Я о них пекусь, помогаю в трудную минуту, а им до меня и дела нет! Будь они все прокляты!

– Что ты волнуешься? Ведь стол накрывать будем завтра, – утешала его дочь.

– Хочу приготовить все заранее. Послушай, Сянцзы, фонари нужно повесить сегодня. Если не пришлют до четырех часов, я им покажу!

– Пойди поторопи их, Сянцзы! – обратилась к нему Хуню: при отце она все время старалась найти для него какое-нибудь дело. Сянцзы безмолвно повиновался. – Хороший парень, верно, отец? – ухмыльнулась Хуню. – Тебе бы такого сына. Да вот, видишь, родилась я, ничего не поделаешь. Хоть усыновляй Сянцзы! Ты погляди – за целый день ни разу не присел, везде поспевает!