Рикошет - [11]

Склоняюсь к окошечку:

— Извините, у вас нет литературы по вязанию?

— Нет.

— А Георгий… когда работает?

— Зачем он тебе? — подозрительно спрашивает женщина.

Под пристальным взглядом невольно смущаюсь. Она понимает это по-своему:

— Ладно, не красней. Заходи, поговорим.

Принимаю предложение и, войдя в киоск, усаживаюсь на низенькой табуреточке. Не успеваю ничего сказать, как киоскерша печально вздыхает:

— С прохвостом ты, девка, связалась. Не ты первая Гошку разыскиваешь. Пыль в глаза он умеет пускать. Еще бы, деньги-то есть. Разжирел на калымах. А я тут сижу, как каторжная. И за себя, и за того парня. За Гошку то есть.

Сдерживаюсь, чтобы не сказать резкость. Но женщина замечает выражение моего лица и снова понимает по-своему:

— Нет… Не задаром… Все равно обидно.

Узнаю, что Георгий будет завтра, и сухо прощаюсь.

14.

В городском агентстве «Союзпечати» быстро отыскиваю кабинет инспектора по кадрам и, постучав, слышу высокий женский голос, приглашающий войти. С порога объясняю белокурой «кадровичке» цель своего визита.

Цепко оглядев удостоверение личности, она открывает шкаф; нарушая стройные, сплоченные ряды папок, вынимает одну и подает мне. На обложке ученическим почерком выведено: «Архипов Георгий Глебович».

Усаживаюсь за маленький столик, раскрываю папку.

С фотографии, приклеенной к личному листку по учету кадров, смотрит большеголовый, с суперменским подбородком, мужчина. Над насмешливо прищуренными глазами нависают щетинистые брови. Нос с широкими крыльями, крупные, резко очерченные губы.

Возможно, кое-кому такие мужчины и нравятся, но только не мне. Слишком много в глазах Архипова нахальства.

Выписываю анкетные данные. Возвращаю папку инспектору. Она восстанавливает на полке порядок и любопытствует, чем меня заинтересовал Архипов. Отвечаю уклончиво:

— Он является свидетелем.

После посещения агентства спешу на вокзал.

Оставляю машину в тени переходного моста и легко взбегаю по серпантину лестницы к пригородным кассам.

У автоматов суетятся люди преклонного возраста с ведрами, корзинами, рюкзаками. Они, с беспокойством поглядывая на табло, бросают монеты в щели кассовых аппаратов. Аппараты удовлетворенно гудят и высовывают зеленые язычки билетов. Заполучив желанные прямоугольнички, пассажиры несутся по мосту, напоминая слаломистов.

Не рискуя вклиниваться в толпу дачников, издалека рассматриваю огромную схему зон пригородного сообщения. Зоны обозначены жирными полосами основных цветов радуги. Соответствующие кружочки — станции. Картинка не очень веселая: слишком много синего цвета. Это все третья зона! Здесь и Первомайка, и станция Мочище, и Пашино, и Обь, и Речпорт…

Одна из племянниц Стуковой проживает на улице Красный факел. Это — Первомайка. Другая племянница — на станции Мочище. Получается, любая из них могла обронить тот билет стоимостью двадцать копеек.

15.

Магазин «Топаз» расположен в доме, выстроенном в стиле «барокко» пятидесятых годов нашего столетия.

Сидящий у входа курносый сержант милиции расплывается в радушной улыбке.

— Здравствуйте, Лариса Михайловна!

Пытаясь вспомнить, где видела его, скованно улыбаюсь.

— Здравствуйте…

— Дежурю вот. Начальник говорит, посиди мол, Борис Окуньков, пока в этом магазине.

Благодаря этой неуклюжей подсказке вспоминаю, при каких обстоятельствах познакомилась с Окуньковым. Правда, тогда он лежал на больничной койке и из-под бинтов были видны лишь веселые глаза, вздернутый нос и несколько веснушек. Борис задержал особо опасного рецидивиста, и это стоило ему двух месяцев госпиталя и многочисленных бесед со мной. Допрашивала его в качестве потерпевшего.

— Здравствуйте, Борис, — говорю я, невольно заражаясь оптимизмом сержанта.

Намереваюсь немного поболтать, но замечаю у прилавка знакомую фигуру, близоруко склонившуюся над разложенным по черному бархату столовым серебром. Подобно гранитному монолиту, над стеклом нависает не кто иной, как Гаргантюа из строительного управления.

Всегда настороженно отношусь к неожиданным встречам. Вообще, случайности раздражают меня. Однако проходить мимо человека, с которым еще вчера состоялась дружеская беседа, просто невежливо.

Пристраиваюсь рядом с Киршиным. Он поглощен лицезрением ложечек, вилочек, ножей и прямо-таки поедает глазами витой подстаканник с замысловатым вензелем и двумя полуобнаженными нимфами. Подстаканник хорош, но цена…

Дотрагиваюсь до круглого локтя Киршина:

— Чудная вещичка…

— Изумительная, — выдыхает он, не отрываясь от созерцания.

— И вот эта соусная ложка, — продолжаю я.

Киршин переводит взгляд с полюбившегося подстаканника на матово поблескивающую ложку, потом оторопело смотрит на меня. Белесые бровки вопросительно изгибаются. Во взоре появляется огонек узнавания. Уголки губ растягиваются, раздвигая свисающие щеки.

— Товарищ следователь?! — пищит Киршин. — Вот не ожидал… Тоже серебром интересуетесь?

— И серебром тоже…

— Стуковские побрякушки ищете?

— А вы?

— Люблю серебряную посуду, — мечтательно закатывает глазки Киршин, но тут же лукаво подмигивает: — Смотреть…

Машинально отвечаю ему тем же. Это сбивает Гаргантюа с толку. Выпятив живот, он медленно произносит: