Довольный. Этот представитель высшего эшелона власти Замка выглядел, как персонаж плаката: "Ты! Записался в Голливуд?!" Нахмуренное чело относилось к вестерну, а конкретно - шерифу, прямой нос мог принадлежать обаятельному и сующему эту часть лица во все тёмные уголочки Джеймсу Бонду (то есть, налицо шпионские страсти). Ну а брови, губы, уши и квадратно-овальный контур лица смело тянули эту "репку" через тернии "династий" и прочих "Санта-барбаров" на пьедестал фоторобота для "Оскара".
Бурый. Лихорадочно блестевшие глазки вызывали вполне понятные ассоциации с человеком, балующимся допингами. Тем более пигментация, как в серо-буро-малиновом варианте (отсюда название) изменялась часто и охотно, словно за этой тонкой полоской кожи (условно назовём ей фигвам) кто-то производит химические опыты, смешивая реактивы не науки ради, а дабы расширить диапазон цветовой гаммы.
Чернявый. Ну, с эти м всё понятно. Смазливые наброски углём на белом листе. Думаю, любая женщина первой и не первой свежести обратила бы на него внимание, и с удовольствием облизала и спрятала под стекло в самой укромной комнатке. Извлекала бы на свет по желанию, припудривала и исполняла перед портретом всё то, что он пожелает, брызжа красками: красной и белой, но переступая стыдливость с невидимым удовольствием. А однажды под стеклом... уже никого не будет... Эстафету перехватила иная. И заливая слезами близлежащее пространство, представляет, как другая женщина идёт в "гастроном" за памперсами и йогуртом для ненаглядного... Снова ненаглядного.
Сам же Дрол, весь из себя будто серенький, незаметненький, неброский, да глаза цепкие, внимательные, словно намагниченные на непорядок, так и вкручиваются в висок шутника - и вообще, он широк, спектр их использования: могут просто пощекотать, а могут прибить, приподнять к высотам (шут его знает каким) или предать медленной смерти от укора. Так что шутить с этим улыбчивым сереньким Джерри (в том случае, если есть поблизости Том) я бы поостерёгся.
- Как чувствуешь себя в Замке, человек?
Забросил наживку разговора Довольный, и красиво повернул голову в сторону, открывая моему взору превосходный греко - римско - иудейский, то есть типично американский профиль. Не скажу, что был ослеплён и восхищён - из телика и не такие типажи вываливаются, но для порядка поцокал языком, будто оценил красоту красот. На что этот голливудский полиглот (ну, в смысле жанров) выцедил холодно-снисходительную улыбку, словно добивая контрольным взглядом очередную красотку. Актёришка грёбаный! Мне твоё обаяние в отхожем месте под фанфары слива.
- Да чё-то нездоровица... - кашлянул демонстративно. - Воздушок какой-то тут у вас... - пошевелил пальцами и прижмурился, словно в жутком напряжении рожая подходящий эпитет, - ... помойный, - это я, конечно, рисковал. - Как только оказался здесь, так бактерии навалились, толпами бродят по мне, трахаются безнаказанно, всё идёт, так сказать, к демографическому взрыву.
Я видел, как потемнел лицом Дрол. Но глаза на меня не поднял, дрель не включил, свёрла не заработали, и я подумал, что самому нужно сбавить обороты.
- Шутка. Это была шутка. Вы шутки понимаете? - заискивающе пробежался по красочным лицам, в тщетной надежде обнаружить хотя бы добродушие.
- Шутка - это когда просишь ключи от квартиры? - Медный протянул рукавом под носом, а затем встряхнул им, словно выбивая, и я невольно пригнулся, опасаясь брызг.
- Нет, - с видом превосходства протянул Чернявый. - Это когда ты у меня пытаешься одолжить денег, - и включил органный тембр своего смеха. - Или хочешь надуть по долям, реально не учитывая моей значимости, - подмигнул Румяному.
Этот зомби повёл водянистыми глазами и завернул правый уголок губ к правой ноздре. Лицо покрылось трещинами - он улыбнулся. Как ни странно, этот вираж не отталкивал. Но и не вдохновлял.
- Шутка - это очень удобно. Я вот всё время шучу, - невозмутимо пробурчал он.
Пространство в помещении зашевелилось, зашаталось, загромыхало, забулькало - это так ржали дюли. Я же в это время ошалело двигал башкой, инстинктивно реагируя на более громкое или более неприятное по звуку (вроде как состязание по гиканью на парнокопытном). Бурый тянул высоко "И - и - и!", периодически балуясь с ручкой "Volume", а на лице быстро - быстро, как в заклинившем светофоре менялись цвета - явный родственник автоинспекции. Довольный раскрыл недра своей пусковой установки, и навесом (как миномёт) накрывал общество. Это у него получалось так: "А - хх а - хх а - хх - а!", с большими интервалами между слогами в низком регистре (словно в колодец смотришь, или где-то в горах, с той лишь разницей, что или вот-вот свалишься от отдачи в воду, либо накроет снежная лавина). Медного так сморкало из стороны в сторону, так высекало, носоглотка работала с жуткими перегрузками и гудело, словно бор-машина, что арбузный разрез лица всё спелел и спелел, а глазки превратились в семечки. Чернявый частил: "Охо - хо, охо - хо, охо - хо!", и ручкой прикрывался, пытаясь отловить вылетающие буквы, будто притрушенный ловец бабочек, жестокосердный накалыватель на иголочку. У Русого единственного не двигалась башка, зато неслось неостановимое, как Пасифик, утробное "Др-р-р", от которого волосы поднимались на загривке, словно вкручивая в гигантский водоворот. Русый изображал сразу двух представителей домашней фауны: мерина и хряка - на вдохе звучало "Хре - хре", а на выдохе "И - ги - ги"... Дрол же умилительно поводил своими свёрлами, поскуливая и вдохновляя.
