Рихтер и его время. Записки художника - [15]
Вот так пестро и бурно зажил в последнее время этот старинный дом.
Поодаль, за университетом, громоздились бетонные коробки крупнейшей в России библиотеки, которой, конечно, сразу же дали имя Ленина. Она теперь соперничала с Домом Пашкова (бывшим Румянцевским музеем), поставленным здесь в восемнадцатом веке масоном Баженовым.
А там, уж совсем вдали, виднелся только что законченный Крымский мост.
По улицам катили открытые машины, двухэтажные троллейбусы, звонили трамваи. Но не этим была примечательна столица в тридцать седьмом году. Подлинную славу ее составляла первая очередь метро, связавшая с центром две окраины, два лучших столичных парка – Сокольники и Парк культуры имени Горького (по-старому – Нескучный сад).
За последние двадцать лет появился невиданный доселе тип людей, особенно заметный в больших городах. Этот тип соединил в себе показной оптимизм и подозрительность, полную невосприимчивость к культуре и ненависть к ее носителям как к классовым врагам. Этот тип воспитывался и поддерживался государством. Из него создавалась элита нового общества. Здесь процветало доносительство и ревностное, добровольное сотрудничество с секретными службами всех уровней. Это были глаза и уши новой власти.
В столице господствовал самоуверенный дурманящий дух. Из уличных репродукторов гремели марши. Кругом цвели ситцевые платья, зеленели гимнастерки, мелькали парусиновые, беленные зубным порошком туфли, сверкали нагрудные значки, похожие на ордена. Город был залит потоками газированной воды, продававшейся с тележек, – липкие колбы с сиропом, осы и шипящий никель кранов. Город был завален дешевым мороженым – общедоступной радостью распаренной и взвинченной толпы.
Портреты вождей висели на фасадах, закрывая окна, повсюду алели лозунги и призывы, развевались флаги, в скверах пестрели запыленные настурции и табак.
По вечерам в парках лопались шары, распивалось пиво и работали тиры, где каждый мог за сущий бесценок попробовать себя в самом азартном и в самом военном из всех развлечений – в стрельбе!
Все это кружило головы.
Столица была охвачена эйфорией от одержанных побед и от предчувствия новых, еще больших. От надежд на что-то окончательно утверждающее, а на что именно – объяснить было трудно. Да и кому объяснять?
Никто ничего не спрашивал.
Страна что-то строила, а кто задавал вопросы, тем ничего не объясняли. Тех поднимали ночью и увозили в большой представительный дом на площади Дзержинского, где все окна были прикрыты шелковыми шторками, и с улицы виднелись лишь потолки с одинаковыми казенными лампами на пять рожков.
Оттуда, из-под этих пятиконечных ламп, если и возвращались, то не скоро, а чаще не возвращались никогда. Родственникам сообщали о приговоре – 10 лет без права переписки. А куда увезли отбывать срок – это, мол, неизвестно… Вернется – сам расскажет…
На самом же деле все было известно, и все было так просто, что проще некуда. И увозили совсем недалеко. Путь начинался по коридору, по тому самому, которым ежедневно водили на допросы. Потом спускались по лестницам внутренней тюрьмы, и в этом не было ничего необычного. И вот, проходя полутемным переходом вдоль обвислых электропроводов на свет далекой лампочки, осужденный получал неожиданный, страшный удар в затылок… Вряд ли он успевал понять, что произошло.
Ночью, когда улицы были пусты и только редкие моечные машины умывали пыльную столицу, из-за железных ворот выезжали два крытых грузовичка для перевозки мясных продуктов. Они ехали друг за другом, сначала вниз, к площади Свердлова, потом мимо Дома Союзов и, миновав университет, разъезжались. Один сворачивал направо и держал путь мимо консерватории к Никитским воротам, в сторону Красной Пресни. Другой двигался прямо к Библиотеке Ленина, потом по Волхонке и Метростроевской, выезжал на Крымский мост и вскоре попадал на брусчатку полутемной Донской улицы. Тряся фонарями, он исчезал под аркой старых ворот. Вот и приехали. Вот и все… Грузовички разгружались у свежевырытых ям. Один – за стенами необитаемого монастыря, другой – в зарослях старого кладбища.
Да что там грузовички и подвалы!.. Так, кустарщина. То ли дело спецполигоны, где испытывалось новое оружие. Вот где была индустрия! Но об этом знали только пугливые лесные птички.
А наутро столица вновь радовалась маршам и упивалась газированной водой. И никому не было дела до ночных видений. Подумаешь!
Новая жизнь, новые люди, новые надежды…
Где-то на Арбате или на Ордынке, говорят, доживают по коммуналкам свой век какие-то отщепенцы. Ну и что? Пусть доживают. Какое нам дело?
Глава десятая
Из воспоминаний Святослава Рихтера о Генрихе Нейгаузе:
«Сколько влюбленных в него людей… И как многие среди них претендовали на исключительность своего к нему чувства… Его любили, понимали и не понимали, как это и бывает с избранными натурами.
Счастливая случайность сделала меня его учеником. Так судьба подарила мне второго отца. Однако когда я пытаюсь говорить о Генрихе Нейгаузе, мне тотчас становится жалко и страшно разрушить словами прелесть его неуловимо-прекрасного, такого дорогого для меня образа…»
Книга посвящена жизни и деятельности М. М. Литвинова, члена партии с 1898 года, агента «Искры», соратника В. И. Ленина, видного советского дипломата и государственного деятеля. Она является итогом многолетних исследований автора, его работы в советских и зарубежных архивах. В книге приводятся ранее не публиковавшиеся документы, записи бесед автора с советскими дипломатами и партийными деятелями: А. И. Микояном, В. М. Молотовым, И. М. Майским, С. И. Араловым, секретарем В. И. Ленина Л. А. Фотиевой и другими.
В книге рассматривается история бурной политической карьеры диктатора Ирака, вступившего в конфронтацию со всем миром. Саддам Хусейн правит Ираком уже в течение 20 лет. Несмотря на две проигранные им войны и множество бед, которые он навлек на страну своей безрассудной политикой, режим Саддама силен и устойчив.Что способствовало возвышению Хусейна? Какие средства использует он в борьбе за свое политическое выживание? Почему он вступил в бессмысленную конфронтацию с мировым сообществом?Образ Саддама Хусейна рассматривается в контексте древней и современной истории Ближнего Востока, традиций, менталитета л национального характера арабов.Книга рассчитана на преподавателей и студентов исторических, философских и политологических специальностей, на всех, кто интересуется вопросами международных отношений и положением на Ближнем Востоке.
Вашем вниманию предлагается биографический роман о турецком писателе Намык Кемале (1840–1888). Кемаль был одним из организаторов тайного политического общества «новых османов», активным участником конституционного движения в Турции в 1860-70-х гг.Из серии «Жизнь замечательных людей». Иллюстрированное издание 1935 года. Орфография сохранена.Под псевдонимом В. Стамбулов писал Стамбулов (Броун) Виктор Осипович (1891–1955) – писатель, сотрудник посольств СССР в Турции и Франции.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книгу выдающегося советского писателя Героя Социалистического Труда Валентина Катаева включены его публицистические произведения разных лет» Это значительно дополненное издание вышедшей в 1962 году книги «Почти дневник». Оно состоит из трех разделов. Первый посвящен ленинской теме; второй содержит дневники, очерки и статьи, написанные начиная с 1920 года и до настоящего времени; третий раздел состоит из литературных портретов общественных и государственных деятелей и известных писателей.
Книга В.Носовой — жизнеописание замечательных русских танцовщиц Анны Павловой и Екатерины Гельцер. Представительницы двух хореографических школ (петербургской и московской), они удачно дополняют друг друга. Анна Павлова и Екатерина Гельцер — это и две артистические и человеческие судьбы.
«Зимний путь» – это двадцать четыре песни для голоса и фортепьяно, сочинённые Францем Шубертом в конце его недолгой жизни. Цикл этот, бесспорно, великое произведение, которое вправе занять место в общечеловеческом наследии рядом с поэзией Шекспира и Данте, живописью Ван Гога и Пабло Пикассо, романами сестёр Бронте и Марселя Пруста. Он исполняется и производит сильное впечатление в концертных залах по всему миру, как бы далека ни была родная культура слушателей от венской музыкальной среды 1820-х годов.