Ригодон - [27]
– Почему вы сменили имя?
– Это не я… власти! Я же вам сказал! И шпионы!.. Так надо было!.. А потом в один прекрасный день – капитан!.. А перед этим десять лет был унтером!.. Десять лет… а через день – капитан! Сразу! Быстро, не правда ли? Быстро!.. Но нет больше лейтенантов!.. Нет больше капитанов!.. Все мертвые, все сгорели!.. Пфорцгейм!.. Франкфурт!.. Капитан Зигфрид!.. Понимаете?
У них больше не было людей для тушения пожаров, вот что их заботило!.. Не было ни насосов, ни саперов… а он всегда делал все, что мог… еще одна ступенька!.. Этот человек старше, чем кажется… по правде, он так и не назвал своего возраста… прошамкал цифру… уверен, ему больше семидесяти… мертвенно-бледный цвет отечных щек… разгляжу получше наверху, поскольку он хочет, чтобы я осмотрел его живот… вот мы и на месте! Дверь… на лестничную площадку… отдых!.. В какой-то момент… я думаю об инженерном капитане… о его послании Леммельриху… о том, как я скажу ему на ухо, что его дочь… и прочее и прочее! Не столько этому Леммельриху, сколько Папе! Тому, кто не умолкает нигде и никогда, тому, кто не более чем комедиант, нечто низкое и подлое, депутат, полицейский, падаль… ну да ладно!.. Теперь эта дверь!.. Я стучу, Зигфрид застыл неподвижно… открывает не начальник, а женщина… женщина в фуражке, очевидно, она подменяет мужа, фуражка малинового цвета, начальница вокзала… очень любезна, лет сорока… уверен, фуражка мужнина, козырек сползает ей на нос… закрывает уши… guten tag! Guten tag! Начинает болтать с первого мгновения, так рада нас видеть!.. Очень доверительный тон! Она, она нам расскажет… ее муж на русском фронте… она его замешает, ее дети здесь, под кроватью, их трое… она их зовет… те отвечают ей, негромко… три слабеньких голоска… дети очень осторожны, научены… я спрашиваю: две девочки и мальчик… три, пять, шесть лет… надо, чтобы они оставались здесь! Чтобы никто их не видел, ни на вокзале, ни на улице, их забрали бы и, возможно, вернули матери только после победы… так случилось с другими детьми жителей Ульма, когда фюрер приехал сюда на конференцию «Запад – Восток», где были представители всех штабов… уличная облава! Даже из Hitlerjugend. … Так что эти, под кроватью, еще не в том возрасте, чтобы высовывать нос на улицу!.. «Kindern schweigen! Молчите, дети!» Другой весельчак, капитан Зигфрид, не терял даром времени, он возился со своими штанами… они будто приклеились… это были старомодные брюки, на штрипках… ну наконец-то, стащил их! Боже, до чего он худой!.. Он снова напяливает свою каску… идет к окну в таком виде, с голым задом и в каске… ему приходит в голову мысль…
– Хильда, вы видите колокольню?
– Ja Krist! Sicher Krist!.. Конечно, Krist!
– Должен ли я броситься с нее?
– Nein Krist!.. Nein!
Она отвечает ему очень спокойно, вероятно, привыкла… Быть может, они вместе живут здесь?… Возможно… не роскошно… немного в стиле «Зенит»… даже комфортно, не слишком много дыр и трещин… цветная бумага на стенах свисает клочьями… похоже, здание здорово трясло… Зигфрид готов надеть штаны… он круто поворачивается, зовет Хильду…
– Хильда!.. Хильда!.. Этот бездельник интересовался моим возрастом!..
«Бездельник» – это я…
Она подает мне знак, чтобы я ничего не отвечал… ах, его голова!.. Его голова!.. Она крутит пальцем под фуражкой, под этот огромным малиновым колпаком… вот в чем дело, у него с головой не в порядке!.. Ну, конечно!.. Конечно!
– Взгляните!.. Подойдите и взгляните, скверный мальчишка!
Это я – «скверный мальчишка»… Хильда делает знак: идите к нему!.. Сейчас не время проявлять строптивость…
– Вон там… вдалеке!.. Вы видите колокольню?…
– Да!.. Да!.. Вы правы!.. Действительно, в самом конце улицы…
– В ней сто шестьдесят один метр!.. Вы понимаете?… Праздник пожарных! Sedantag! Я наверху! На самом верху!.. Первый!.. Одиннадцать раз первый! Наверху!
Я не совсем понимаю… Хильда мне объясняет… «День Седана»[30] – это «праздник пожарных»… лазание по веревке с узлами… «первый наверху» – победитель в состязании!..
О, Зигфрид побеждал одиннадцать раз!.. Но она не знала, в каком году, он тоже не помнит… однако об этом сейчас не может быть и речи… она подает мне знак, что не следует ему противоречить… ну, разумеется, не следует! А если он выбросится из окна?… Почему бы и нет?… Лучше бы, поскольку он только наполовину раздет, чтобы он оголился полностью, тогда я его осмотрю… он просил меня об этом… внезапно он становится покладистым, рассудительным… Хильда его не стесняет, она помогает ему… его черный сюртук и каска перемещаются на стул… он тут же растягивается на просторной кровати… большая кровать без перины, без простыней… только волосяной матрац, и на нем – куча тряпья… очень грязные, замасленные тряпки, служившие, вероятно, для обтирки машин и ламп… перед войной… сверху он, а я должен его осмотреть… он меня останавливает…
– Как вы полагаете, если я выпрыгну из окна, я сломаю кости?… Пополам?… На три части?…
Она делает мне знак не отвечать… у меня и желания такого не было… смотрю на него, совершенно голого, – кожа да кости… совсем прозрачный, как жена посла… голая, в предрассветный час… нельзя быть более изможденным… конечно, возраст, недостаточное питание… живот?… Я его щупаю… еще раз ощупываю… ничего! Очень худой, но нормальный… сердце?… Слабое дыхание… аорта? Легкие?… Эмфизема?… Возможно… горло? Торчит не больше трех пеньков… он на это не жалуется… слух?… Зрение?… Нет ничего под рукой, чтобы проверить… давление? Нет «Пашона»!..
Роман «Путешествие на край ночи» (1932) — одно из ключевых произведений французской литературы XX в., обладающих зарядом огромной эмоциональной силы. Это бурлескная и горькая исповедь прошедшего сквозь «всеобщее свинство» Первой мировой войны и разуверившегося в жизни интеллигента.
Скандальный и шокирующий роман Луи-Фердинанда Селини — одно из классических произведений французской литературы XX века. Написанный в 1936 году, он широко представил колоритную картину жизни и нравов парижского дна. Посвященный юности писателя, роман «Смерть в кредит» оказал огромное влияние на молодежные движения второй половины XX века.
Перед вами первое издание на русском языке романа «Север» классика французской литературы, одного из самых эксцентричных писателей XX века Л.-Ф. Селина (1894–1961). Как и все другие книги автора, они автобиографичны.По обожженной войной Европе скитаются четверо: сам Селин, его жена Лили, друг Ле Виган и кот Бебер, ставший самым знаменитым котом во французской литературе. Это главные действующие лица, все остальные – эпизодические персонажи: генералы без армий, начальники разбомбленных вокзалов, жители разрушенных немецких городов и деревень, беженцы, потерянные родителями дети, животные, огромное и скорбное шествие живых и мертвых, и все они – вместе с Селином – свидетели Апокалипсиса, где писатель, по его признанию, «и есть хроникер спектаклей Всемирного Театра Гиньолей».
Перед вами первое издание на русском языке романа классика французской литературы Луи-Фердинанда Селина (1894–1961) «Банда гиньолей». Это шокирующее произведение, как и большинство книг писателя, автобиографично.В центре романа — двадцатидвухлетний француз Фердинанд, успевший повоевать на фронтах Первой мировой войны, человек с исковерканными телом и душой. Волею судьбы он оказался в Лондоне среди проституток, сутенеров, лавочников. Его жизнь — это бег с препятствиями, победить которые невозможно, ибо он — одинокий бродяга, пребывающий в вечном конфликте с окружающим миром и самим собой.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В 1936 году Селин побывал в Советском Союзе, прожив два месяца в Ленинграде. В результате был написан памфлет «Меа culpa» (1937) в котором он с присущей ему резкостью подверг сомнению возможность социального переустройства общества по причине, которая кроется в самом человеке: «сволочизм» присущ человеку и он спонтанно прёт из его "инфернальной натуры".
В книгу вошли три романа известного турецкого писателя.КлеймоОднажды в детстве Иффет услышал легенду о юноше, который пожертвовал жизнью ради спасения возлюбленной. С тех пор прошло много лет, но Иффета настолько заворожила давняя история, что он почти поверил, будто сможет поступить так же. И случай не заставил себя ждать. Иффет начал давать частные уроки в одной богатой семье. Между ним и женой хозяина вспыхнула страсть. Однако обманутый муж обнаружил тайное место встреч влюбленных. Следуя минутному благородному порыву, Иффет решает признаться, что хотел совершить кражу, дабы не запятнать честь любимой.
Э. М. Форстер (1879–1970) в своих романах и рассказах изображает эгоцентризм и антигуманизм высших классов английского общества на рубеже XIX–XX вв.Положительное начало Форстер искал в отрицании буржуазной цивилизации, в гармоническом соединении человека с природой.Содержание:• Куда боятся ступить ангелы• Рассказы— Небесный омнибус— Иное царство— Дорога из Колона— По ту сторону изгороди— Координация— Сирена— Вечное мгновение• Эссе— Заметки об английском характере— Вирджиния Вульф— Вольтер и Фридрих Великий— Проситель— Элиза в Египте— Аспекты романа.
В сборник избранных произведений известного французского писателя включены роман «Бомаск» и повесть «325 000 франков», посвященный труду и борьбе рабочего класса Франции, а также роман «Закон», рисующий реалистическую картину жизни маленького итальянского городка.
В сборник избранных произведений известного французского писателя включены роман «Бомаск» и повесть «325 000 франков», посвященный труду и борьбе рабочего класса Франции, а также роман «Закон», рисующий реалистическую картину жизни маленького итальянского городка.
Роман-эпопея Добрицы Чосича, посвященный трагическим событиям первой мировой войны, относится к наиболее значительным произведениям современной югославской литературы.На историческом фоне воюющей Европы развернута широкая социальная панорама жизни Сербии, сербского народа.
«Нарушенный завет» повествует о тщательно скрываемой язве японского общества — о существовании касты «отверженных», париев-«эта».