Рифейские горы - [6]

* * *

На третий день их морского путешествия всеобщее спокойствие и скука, начав-шиеся в ответ на безветрие, нарушила маленькая неприятность. Рано утром, когда расцепляли корабли, один из гребцов опустил весло в воду раньше времени, и при столкновении судов, как это часто бывало на море, весло упёрлось в борт второго корабля, но не сломалось, а, вырвавшись из рук, покорёжило непослушной ручкой рабу грудную клетку.

Манус появился среди гребцов, когда несчастный был ещё жив. Раб, прикованный к лавке за ногу, лежал, скорчившись на боку, обхватив себя за грудь руками. "Беспо-лезно лечить", — Капитан сердито нахмурился, глядя, как непутёвый работник, зады-хаясь, хватает ртом воздух, а на губах его пузырится кровь. Рёбра под загоревшей дочерна кожей ходили ходуном, хоть пересчитывай: худой, но жилистый. Хороший был гребец. Сейчас же придётся искать замену.

— Уберите! — коротко приказал корабельной обслуге и отвернулся с досадой. Напра-вился к трюму с захваченными варварами. Поторапливаться нужно, а то, вон, со второго уже Рузал сигналит, интересуется, почему отстаём. Потому и отстаём, что торопятся всякие не там, где надо.

Варваров подняли быстро, пинками да палками, выставили всех у стены. Манус долго рассматривал их при свете фонаря.

Один, с изрубленным лицом, криво улыбался. Интересно, и кто же его такого ку-пит? Если только кто-нибудь слепой, или крестьянин, они народ прижимистый: ищут работника получше и при этом подешевле.

А вот этот, вроде, ничего. Лёгкое движение подбородком — и варвара вытолкнули из ряда, под свет светильника. И этот тоже под меч подставился. Ну да ладно! Не в рожи ж им смотреть. А грести он должен не хуже прежнего.

Манус встряхнул раба, положив ему руки на плечи, — тот еле на ногах устоял. Слабоват как-то, а мышцы развиты неплохо, плечи широкие, грудная клетка доста-точно глубокая и хорошие лёгкие — значит, уставать будет меньше. А веслом махать научится — дело нехитрое.

— Этот подойдёт! — Манус пошёл к лестнице, морщась от зловонного запаха тесно скученных немытых тел. "Хуже скотины. Одно слово — варвары!"

Айвар зажмурился с непривычки, глядя на такое обилие солнца вокруг. Море сияло расплавленным серебром, светлым, почти прозрачным, казалось небо, и ветерок, слабенький, еле ощутимый кожей, касался лба и раны ласковыми пальцами.

— Шевелись! — Грубый толчок в спину заставил сделать несколько шагов вперёд, но, оказывается, спускаться надо было по лестничке, ведущей в низ корабля, к самым его бортам, здесь как раз и ждали нового гребца двое ребят с цепью и молотком в руках. Посмеиваясь и не очень больно толкая кулаками под рёбра, они стянули с него разорванную рубашку и штаны из тончайшей оленьей кожи. На нём после этого не осталось ничего, кроме набедренной повязки. А в какой восторг их привёл брас-лет! Делёжка добытого чуть не переросла в драку, но капитан и на этот раз появился вовремя:

— Эт-то что-о?! Мы отстаём, а тут?.. За работу, я сказал!

Айвару в секунду нацепили на ногу цепь, пинком указали место на пустующей лавке, а ручка злополучного весла сама легла в ладони.

Главное в этой работе было подладиться под ритм, а его задавал музыкант с дуд-кой, явно лишённый музыкального таланта. Однообразный визг поначалу раздражал, но потом, привыкнув, Айвар перестал его замечать. Высокие борта с надстройкой не давали увидеть море, его можно было только слышать, чувствовать, как оно сопро-тивляется упруго, выгибает весло, заставляет весь корабль дрожать, как загнанную в скачке лошадь. Море забирало силы. Через полчаса работы плечи с непривычки заныли, на ладонях вспухли волдыри мозолей, к обеду они полопались, выпуская солоноватую на вкус сукровицу.

Ничего отсюда, с лавки, не было видно, кроме спины впередисидящего гребца. Скрипело весло в специальном отверстии, с хрипом в горле дышал другой раб, за спиной, и над всеми этими звуками властвовал визг дудки. Иногда, когда она стиха-ла, различался свист хлыста и короткий вскрик того, кому доставался удар.

В этой однообразной безостановочной работе была одна положительная сторона: она не мешала думать. Голова работала постоянно, память прошлого постепенно возвращалась, и тут помогали разные мелочи. Так утром, когда Айвар не мог ещё по неопытности рассчитать глубину вдоха и соответственно замах весла и поэтому часто сбивался с единого ритма, надсмотрщик, страшно и грубо ругаясь, протянул его плетью через всю спину. Резкая боль удивила Айвара. Он двигал лопатками, каждый раз, как отклонялся назад, чувствовал боль в том месте, где ударом рассекло кожу, и понимал одно: его ещё никто в этой жизни не бил так больно, особенно хлыстом. Даже отец никогда не поступал так…

При мысли об отце, перед глазами возникло очень родное лицо: чёрная, коротко стриженая борода и чуть тронутые сединой усы, выпуклые тёмно-серые глаза, гля-дящие на мир спокойно, оценивающе. Его любимцем был старший — Ангус. Они с ним оказалась очень похожи, и не только внешне. Айвар же унаследовал от отца одно: цвет глаз. Правда, мать отмечала, что они схожи ещё и подбородком, и губами. Может быть. Ей можно так говорить, ведь она знала отца ещё безбородым и моло-дым, когда он не обладал властью над своим племенем.