Рифейские горы - [42]

Варвар остановился в шаге от края ложа на том месте, куда указала она вздёрнутым подбородком. Долго разглядывала, чуть прищурив один глаз, без улыбки и как будто с тревогой.

— Ты сам не ранен? — спросила, наконец.

— Нет, госпожа.

— Ты был весь в крови…

— Это была не моя кровь.

Айна кивнула головой, выслушав ответ, и вдруг вскочила легко, одним прыжком, очутилась прямо перед ним, торопливо провела ладонями по плечам, по груди, спро-сила, заглядывая в лицо:

— Это правда? Ты не врёшь мне?

Прикосновения её рук действовали возбуждающе, аж спина похолодела, и руки сами потянулись обнять, прижать к себе эту красивую, ухоженную женщину. Но в голове стучал приказ: "Нельзя! Нельзя так! Не смей!" Сама Айна будто чувствовала эту борьбу и всем поведением своим пыталась разбудить в нём один инстинкт, не подвластный контролю разума: ласкала пальцами открытые плечи и, притянув к себе, целовала прямо в губы, шептала между поцелуями:

— Ну, давай же… Ведь хочешь сам… Хочешь, да?

Конечно, он хотел. После всего, что случилось днём, после поединка и смерти, нужна была разрядка, сильная встряска, которая помогла бы снять напряжение и уменьшить агрессивность.

"Ну и пускай! Пускай! Тем быстрее это закончится…"- уронил её на ложе и сам — следом, следом!

Айна чувствовала: сердится, и от этого так сдержан в проявлении чувств, почти груб. Ловила его сжатые немые губы, пыталась целовать, но не получала в ответ ничего, даже слова.

И всё равно, каждый из них получил то, что хотел, от этой близости.

Айна полулежала, упираясь локтем в подушку у изголовья, натянула одеяло по самые плечи: в комнате было прохладно. Виэл, укрытый лишь до половины, лежал на животе, вытянув одну руку во всю длину и положив голову на плечо, ладонь другой руки — под подбородком.

Айна смотрела ему в лицо, разглядывала спокойно и внимательно, нисколько не стесняясь своего интереса, и он, чувствуя этот взгляд, не пытался скрыться за стеной волос. Наоборот. Айна впервые видела его лицо полностью открытым: высокий лоб с одной продольной морщинкой; свежий шрам от брови и наискось, через лоб; а глаза (она обожала их!), задумчивые до отрешённости и предельно усталые.

Айна сегодня чуть не лишилась мужа, но по-настоящему испугалась потери при мысли, что на его месте мог быть этот варвар. Почему он так глубоко засел в сердце? Почему чем больше стараешься забыть его и всё, что было, тем сильнее привязыва-ешься к нему? Ведь позволяешь ему то, что не позволяла никому и никогда.

Это Лидас раньше умирал от желания всего лишь прикоснуться к тебе, а теперь ты хочешь ощутить пальцами мягкость этих тёмно-русых волос и боишься быть не понятой, боишься запрета даже на такую малость.

Что случилось с тобой, принцесса?

Что стало с тобой, дочь Солнцеликого?

Ты привязалась к варвару? Ты полюбила раба?

Нет! Нет! Эта слепая животная страсть не может называться любовью…

Но почему же тогда с Лидасом не так? А ведь про отношения с мужем ты знаешь точно, что это не любовь… Отец-Создатель! К чему эта насмешка над судьбой? Зачем это испытание, которое я не в силах выдержать? Я по глупости предложила ему своё тело, а теперь с радостью и сама отдаю душу, хотя и вижу, что он не соби-рается её брать.

— Я сегодня убил человека… — признался он тем голосом, когда не ждут ответной реплики, не ждут понимания или сочувствия, а лишь выслушивают молча.

— Ты защищал своего господина, — заметила Айна, не догадываясь, что своими сло-вами разрушает хрупкий мостик искренности и доверия, не частый среди любовни-ков.

— Я защищал себя, прежде всего! — возразил резко, с вызовом, и глянул на неё так же, но Айна не увидела этого взгляда, она смотрела на свои пальцы, перебирающие волосы, распущенные, как всегда, перед сном.

— Но это же был не первый, убитый тобой… — наконец подняла глаза и улыбнулась, но не дождалась улыбки в ответ, лишь слова и усмешку, горькую усмешку:

— Да, это был третий… Что с того?

— Ты — хороший воин. Разве ты мог проиграть?

— Если б я никогда не проигрывал, я не был бы здесь.

— Я видела твой поединок с Кэйдаром. Ты был великолепен. Даже Кэйдар понял это…

Виэл ничего не сказал, уронил голову со вздохом, закрыл глаза.

Айна, продолжая улыбаться, водила указательным пальцем по его вытянутой руке, по тонким ниточкам вен, голубеющим сквозь загорелую кожу кисти, обвела тёмные полосы на запястье — впечатавшиеся намертво следы от верёвки, заскользила выше и выше по узенькому белеющему шраму — по одному из множества — до тех пор, пока тот не ушёл на внутреннюю сторону руки.

— Было больно?

Он зябко дрогнул плечами, ответил честно:

— Я не помню.

— А здесь? — положила ладонь на плечо, повела по спине вдоль позвоночника. Шра-мы от бичей, от двух бичей, они останутся на коже до самой смерти.

— Тоже не помню. Это всё было в один день…

Он перевернулся на спину, будто стеснялся её прикосновений, а, может, не хотел вспоминать.

— О, если б только я была рядом тогда… — невольно вырвалось у Айны. Она сама замолчала, понимая, что нельзя ей вот так выказывать свои чувства. Продолжая начатую игру, погладила пальцами шрам на лбу.

— А этот?

— Это от меча Кэйдара… — Айна удивлённо дрогнула бровью. Уж она-то знала: Кэй-дар никогда не промахивается и не рубит дважды. — После него очень долго болела голова, — Виэл виновато улыбнулся, — улыбнулся всё-таки! В его речи часто встреча-лись слова, незнакомые Айне совершенно, только по смыслу можно было догадать-ся. И это не язык виэлов, виэлийский Айна часто слышала и знала, как он звучит.