Риф яркости - [51]

– Мисс Сара! – послышался голос с придыханием. – Идите быстрей! Все идите!

Она торопливо отошла от правого борта и увидела возбужденно пыхтящего Пзору, он умоляюще размахивал тонкими руками-манипуляторами. Сердце у Сары забилось, когда она увидела пустой матрац Незнакомца и отброшенные в беспорядке одеяла.

Его она увидела в углублении между тремя бочками с человеческим мусором, он сжимал в руках острый осколок глиняной посуды. Глаза раненого были широко раскрыты и дико уставились на аптекаря – треки.

Пзора привел его в ужас, поняла Сара. Но почему?

– Не бойся, – успокаивающе сказала она на Галсемь, медленно выходя вперед. – Страх в наше время неуместен.

Сверкая белками над зрачками, он перевел взгляд с нее на Пзору, словно не в силах представить себе их в одном окружении, в одной мысли.

Сара перешла на англик, поскольку некоторые жители далеких береговых поселков пользуются почти исключительно этим языком.

– Все в порядке. Правда. Ты в безопасности. Ты был ранен. Тяжело ранен. Но теперь ты поправляешься. На самом деле. Ты в безопасности.

Некоторые слова вызывают более быструю реакцию, чем другие. Казалось, “в безопасности” ему понравилось, поэтому она повторила это дважды, протягивая руки. Незнакомец тревожно оглянулся на Пзору, но Сара передвинулась, чтобы закрыть собой треки, и напряжение слегка спало. Глаза его сузились, сосредоточились на ее лице.

Наконец он со вздохом сожаления выпустил из дрожащих пальцев обломок.

– Хорошо, – похвалила его Сара. – Никто не причинит тебе вреда.

Хотя первоначальный приступ паники прошел, Незнакомец продолжал оглядываться на аптекаря деревни Доло, качая головой в удивлении и явном отвращении.

– Проклят… проклят… проклят…

– Будь вежлив, – уговаривала она, подкладывая ему под голову сложенное одеяло. – Без мазей Пзоры ты бы не смог так приятно путешествовать на корабле в город Тарек. И зачем тебе бояться треки? Кто когда-нибудь слышал о таком?

Он помолчал, помигал, потом возобновил жалкие попытки заговорить:

– А-джо… а-джоф… джоф…

Неожиданно Незнакомец в раздражении закрыл рот, плотно поджал губы. Поднял левую руку к голове, к бинтам, покрывающим ужасную рану, но остановился на полпути, словно прикосновение превратит его худшие страхи в реальность. Опустив руку, он вздохнул – низким дрожащим звуком.

Что ж, по крайней мере он пришел в себя, подумала Сара об этом чуде. Он в себе, и у него нет лихорадки.

Шум привлек зевак. Сара попросила всех отойти. Если треки может вызвать у раненого приступ паники, что подумает он, увидев самца квуэна, с его поднятыми острыми шипами для карабканья вдоль каждой ноги? Даже в наши дни некоторые люди не хотят, чтобы кто-нибудь из Шести находился поблизости.

Так что следующий звук Сара меньше всего ожидала услышать…

Смех.

Незнакомец сел, разглядывая собравшихся пассажиров и экипаж. Смотрел на Джому, сына взрывника, который забрался на широкую спину Блейда и держался за голову-купол, торчащую из-под голубого панциря квуэна. Блейд всегда ласково обращался с детьми, и дети Доло его любили, но Саре это не казалось чем-то необычным. Однако Незнакомец показывал на них пальцем и смеялся.

Повернувшись, он увидел моряка, который бросал кусочки своему любимому нуру, в то время как другой хун терпеливо позволил Прити, шимпанзе, вскарабкаться на свое широкое плечо, чтобы лучше видеть. Незнакомец сухо недоверчиво рассмеялся.

Он удивленно смотрел на танцора-писца г'кека Фейкуна, который перевернулся, давая отдых колесам, и располагался между Пзорой и урской лудилыцицей Ульгор. Фейкун разглядывал человека парой качающихся глазных стебельков, а остальными двумя словно спрашивал у соседей: Что происходит?

Незнакомец захлопал в ладоши, как обрадованный ребенок, и расхохотался так, что слезы побежали по его темным тощим щекам.

Аскс

Столетие просвещения, вызванного Святым Яйцом, и вся предыдущая тяжелая работа по установлению Общины – все это словно забылось в один день. Теперь редко можно увидеть реук: яд подозрительности стащил их со лбов и переместил в наши выложенные мхом сумки; и нам оставалось рассчитывать только на слова, как мы делали в прошлые века, когда слова часто вели к войнам.

Мои/наши соплеменники приносили последние тревожные слухи, и я пропускал злобу через мой/наш сегмент основания, чтобы пары поднимались по центру, принося с собой отвратительное понимание таких гнусных мыслей:

– нашим соседям-людям больше нельзя доверять, если вообще можно было когда-нибудь.

– они продадут нас своим братьям по генам и клану из отряда грабителей.

– они солгали, когда называли себя бедными, лишенными патронов волчатами, которых презирают во всех Пяти Галактиках.

– они только делали вид, что изгнаны, а на самом деле шпионили за нами и нашим миром.

Еще более горькой была такая лживая сплетня:

– они скоро улетят со своими братьями, возобновят богоподобную жизнь, от которой отказались наши предки. Оставят нас гнить в этом несчастном, забытом, проклятом месте, а сами будут летать по галактикам.

Это была такая грязная сплетня, такая отвратительная, что я/мы выпустил зловонный меланхоличный пар.

Люди… неужели они так поступят? Неужели покинут нас?