Ричард Львиное Сердце. Король-рыцарь - [155]
Вероятно, король Англии не проявлял недовольства этой скандальной репутацией. Это подчеркивает Прествич: на примере многих великих полководцев он знал ценность легенд как инструмента поражения солдат и запугивания противников. Он, вероятно, был доволен, когда узнал, что, объявляя о его досрочном освобождении, Филипп Август сказал своему союзнику Жану Безземельному: «Дьявол вырвался на волю»>9[1076]. Также он не стеснялся подчеркивать свою принадлежность к анжуйской династии, находящейся в сговоре с дьяволом, феями и чародеями.
Ричард и легенда короля Артура
Эта вера была подкреплена также соответствующим толкованием «пророчеств», которые Гальфрид Монмутский приписывал Мерлину, смешивая достаточно туманную кельтскую мифологию с историей этой семьи>10[1077]
Был ли Ричард действительно с самого детства поражен этим «проклятием», достойным самих Атридов, идущим из кельтской мифологии? Это очень вероятно, поскольку двор Плантагенетов уделял значительное место литературе, вдохновленной мифом о короле Артуре. Даже не соглашаясь с порой экстравагантными преувеличениями Ж. Маркаля, стоит все же признать глубокое влияние кельтских традиций на придворную среду и на поэтов, которые его посещали. Итак, помимо неоспоримой атмосферы магии и языческой духовности, кельтские традиции, из которых романисты черпают свое вдохновение, передали другие незнакомые западному христианству ценности, которые не отрицают гомосексуальность героев и также делают акцент на роли женщины в преемственности королевской власти (откуда большая важность образа Гвиневры), оправдывая, таким образом, стертый образ и странное поведение короля Артура”[1078].
Личный интерес Ричарда к этим традициям (и, возможно, забота о восстановлении политического упадка) объясняется организованными во время его правления поисками могилы короля Артура. Многие хронисты сообщают об «обнаружении» в 1191 или 1192 году места погребения мифического бретонского короля, которому население того времени, даже образованное, придавало большую идеологическую важность и настоящую историчность, о чем свидетельствует успех Гальфрида Монмутского, подхваченный Васом и романизированный авторами Артуровского цикла. Хронисты рассказывают, как были обнаружены, под Гластонбери, кости «знаменитого короля Бретани Артура», которые покоились в саркофаге рядом с двумя старыми пирамидами, на котором виднелась стертая надпись, написанная «на древнем варварском языке». Говорят, что на саркофаге был свинцовый крест, на котором были высечены такие слова: «Здесь покоится знаменитый король Бретани Артур, похороненный на острове Авалон»>12[1079]. В действительности же это место, окруженное болотом, когда-то называлось остров Авалон, или Фруктовый остров.
Эта «находка» обнаруживала реальный политический интерес: она положила конец почти мессианским ожиданиям англосаксов, которые в своем глухом сопротивлении нормандскому завоевателю спроецировали на Артура свое ностальгическое воспоминание о древних свободах, видели в нем воплощение своих надежд и культивировали легенду о том, что король жив, но вынужден скрываться, чтобы однажды возглавить войско своих последователей в победоносном финальном сражении против завоевателя. К тому же явный интерес Плантагенетов к этим легендам (и их некоторое изменение в рыцарском смысле) делал членов этой семьи, хранителей Эскалибура, законными наследниками власти и королевства Артура, наследниками идеала, который он представлял, идеала единого и собранного вокруг короля рыцарства, своего рода «первого среди равных» в обществе, где рыцарство находилось на первом месте. Такой идеал мог объединить бриттов, англосаксов и нормандцев вокруг знаковой фигуры короля-рыцаря, наследника мифического короля Артура. Ричард, несомненно, придавал огромное значение этому вопросу, который привлекал внимание ко всему английскому двору, ставшему, таким образом, наследником старых традиций, завершением долгих скитаний — от Трои до двора Артура. Эти традиции, успешно переданные греками и римлянами, были наукой и храбростью, «духовенством и рыцарством», как их называли одновременно Гальфрид Монмутский, Вас и Бенедикт де Сен-Мор, готовые передать корону Англии героям греко-латинской античности. Другие писатели, возможно вдохновленные крестовым походом Ричарда, установят связь между Артуровским рыцарством и библейскими героями, между земным рыцарством и небесным рыцарством, что станет новым примером христианизации рыцарского мифа.
Обнаружение захоронения в Авалоне, вероятно, как считают сегодня, было «изобретением» монахов Гластонбери, хотя многие искренне в это верили
