Ричард Львиное Сердце. Король-рыцарь - [127]

.

Впрочем, вспомним, что король Англии, смертельный враг Филиппа Августа, является у Жуанвиля примером для Людовика Святого. В этом можно видеть результат идеально удавшейся средневековой пропаганды, создавшей образ короля-рыцаря, который желал воплотить Ричард.

Амбруаз в связи с этим приводит интересный разговор, который произошел в Иерусалиме между епископом Солсберийским и Саладином накануне отъезда Ричарда. В продолжение этой поистине куртуазной встречи мусульманский суверен спросил его мнение о нем и о короле Англии. Епископ сразу же выдвинул на первый план «рыцарские» качества своего суверена, его щедрость и храбрость, которые делали из него, в его глазах, лучшего рыцаря в мире. Саладин согласился, присоединился к мнению о его щедрости, но не поддержал его военную неумеренность, его сумасшедшее безрассудство, которому он не завидовал, предпочитая, будучи принцем, более мудрое и умеренное поведение.

«Саладин начал задавать ему вопросы о качествах короля Англии и спросил, что говорят христиане о его достоинствах. Епископ ответил: „Сир, что касается моего хозяина, я могу с уверенностью сказать, что это лучший рыцарь и лучший воин в мире; он либерален и полон хороших качеств. Я не осведомлен о наших грехах, но если бы можно было объединить ваши качества и его, можно было бы сказать, что в мире больше не найдешь подобных рыцарей, таких храбрых и таких доблестных". Египетский султан выслушал епископа и сказал ему: „Я это знаю, король очень храбр и дерзок; но он нападает как сумасшедший! Каким бы государем я ни был, я предпочел бы иметь либеральность и суждение в меру, чем дерзость без меры”»^46[893].

Сочная речь Амбруаза требует, чтобы в конце этой главы было приведено еще раз суждение Саладина, знавшего толк в рыцарях. Он чудесно резюмирует в нескольких словах образ, который Ричард распространял на Востоке и, вероятно, также на Западе, образ в большей степени рыцаря, чем короля.

«И он сказал: „Я знаю, что король дерзок и смел;

Но сражается он так неистово!

Каким бы высоким принцем я ни был,

Я бы предпочел иметь

Щедрость и здравый смысл,

Чем дерзкое безрассудство"»^47[894].

Амбруаз не единственный, кто передает нам этот образ. Арабские историки тоже свидетельствуют о репутации, заработанной королем на Святой земле, репутации щедрого и храброго рыцаря. Арабский хронист Абу аль-Фида утверждает, что мусульмане никогда не имели соперника или врага более достойного, более храброго и менее изворотливого, чем король Англии^48[895]. Другой хронист, Баха ад-Дин, набрасывает его портрет, который, несомненно, понравился бы Ричарду, так как он ставит его на лестнице рыцарских ценностей над его сюзереном:

«Король Англии был очень могущественным человеком в своей стране, человеком большой смелости и высоких качеств. Он участвовал в больших сражениях и был создан для войны. Стоя ниже короля Франции по размерам своего королевства и величине своего статуса, он был выше его своими богатствами, более знаменит и доблестен в сражении»^49[896].

КОРОЛЕВСКАЯ ЩЕДРОСТЬ

Что такое щедрость?

В своем «Roman des eles», как мы помним, Рауль де Уден видит Доблесть (в смысле похвального поведения, достойного признания), летящей на двух крыльях — одно называется Щедрость, второе — Учтивость. По его мнению, именно практикой этих двух качеств можно быть оцененным по достоинству. Заметим мимоходом, что автор абсолютно умалчивает о военном смысле слова «доблесть», о чем мы говорили в предыдущих главах. Речь идет о чисто военном качестве, некогда присущем лишь обычной солдатне, к которой сеньоры, государи, короли приобщились, так как всевозрастающая милитаризация так называемого феодального общества заставила их более чем когда-либо смешаться с армией их рыцарей, что привело к зарождению военного товарищества, воспитанного в турнирах и сражениях.

Это товарищество, однако, никоим образом не упраздняет иерархический строй. Рыцарство, которое весь XII век пытается сплотиться в корпорацию элитного войска, — совершенно иное понятие. Как и все корпорации, образовывающиеся следом вокруг других, менее престижных профессий, рыцарство имеет своих хозяев или своих начальников (принцев и сеньоров), своих товарищей (рыцарей), своих «подмастерьев» (конюхов, оруженосцев, знатную молодежь, молодых аристократов, служащих «для оружия» родителю или другу семьи^1[897]), свой ритуал прохождения (посвящение), своих святых покровителей (святые воины Георгий, Меркурий, Димитрий, Мартин, Феодосий) и свои инструменты характерного труда («рыцарское» оружие, уже описанное). Как и все другие корпорации, но гораздо раньше, рыцарство старается закрыться, завербовать своих членов, сохранив посвящение только для сыновей аристократии й превратившись в кастовое общество.

Эта тенденция закрытия характерна и для других корпораций, образовавшихся в конце XIII века. У рыцарства она проявляется почти на столетие раньше. В этом нет ничего удивительного, речь идет здесь не об обычной профессии, а о военной обязанности, которая становится элитной, ознаменованной обрядом посвящения в рыцари все более и более почетным, почти ритуальным — в большей степени благодаря аристократии, чем Церкви, которая пытается навязать свои ценности. Посвящение, аристократические черты которого усиливаются в течение всего XII века, выполняет функцию публичного заявления о вербовке, официально подтверждает право ношения оружия на законной службе у вербующих правителей