Ричард Львиное Сердце - [45]

Однако это было не совсем так, если верить свидетельству очевидцев. Ненависть за гробом — вещь ужасная! Пусть один Бог будет судьей тому, что произошло, а я не берусь даже пересказывать. Мило все видел: пусть же Мило, который даже находил себе в этом некоторое утешение, вам обо всем и расскажет.

"Я ведь знаю, — говорит он, — что, в конце концов, все тайное делается явным. И вот те обстоятельства, о которых я в ту пору лишь смутно догадывался, постепенно открылись моему разумению. Слушайте! Я расскажу вам таинственное событие.

Легко, смело подошел король Ричард к своему мертвому отцу, а граф Джон тащился за ним, как воплощение бремени забот. Ричард благоговейно преклонил колена у гроба и немного помолился пред ним; затем, подняв голову, он прикоснулся к серому старческому лицу. Клянусь Богом, он сделал это просто, как малый ребенок. Вдруг тихо-тихо показалась из ноздри мертвеца струйка черной крови и змейкой потекла по губам… Мы все, трепеща, видели это: ужасный вид, способный потрясти всякого богобоязненного человека, не то что нас, грешных! Все отшатнулись, задыхаясь от волнения или шепча; я же, не отдавая себе отчета, кто я или что я делаю, помня только свою любовь к королю, бросился прикрыть платком этот ужас.

Я так бы и сделал, хотя все уже успели заметить, заме! ил и король и этот бледный Иуда Джои, отскочивший с воплем: «О, Христос, Христос!»

Король встал и, подняв руку, остановил меня в моем благочестивом намерении. Все затаили дыхание. Я заметил, что священник у алтаря тоже поглядывал из-за угла, сложив губы сердечком.

Ричард был бледен и сумрачен. Он заговорил с отцом, а в это время граф Джон лежал, съежившись, на полу.

— Ты думаешь, отец, что я — твой убийца, — проговорил король, — и указываешь на меня этим знамением смерти? Что ж, я за таковое его и принимаю.

Знай же, что если последняя война между нами началась справедливо, то справедливо она и кончилась. А о справедливости я могу судить не хуже тебя. Ты уже сделал свое дело на земле, а мое еще впереди. Если я сумею быть таким же могущественным государем, как ты, я еще могу надеяться угодить тебе; если же мне это не удастся, я никогда не упрекну тебя, отец, за это. Теперь, аббат Мило, — в заключение прибавил он, — можешь закрыть ему лицо.

Я так и сделал. Граф Джон встал на ноги опять и посмотрел на брата. Но этим еще не кончилось.

Мадам Элоиза французская вошла в церковь в монастырские двери. Она была в сером монашеском одеянии, даже покрывало у нее на голове было серое; за нею шли ее женщины в таких же серых платьях. Она шла торопливо, быстро шаркая ногами, словно скользила по полу. У гроба она остановилась, поводя глазами во все стороны, словно затравленный зверь. Она видела ясно короля Ричарда: он стоял тут же, во весь рост. Но все-таки она обводила глазами вокруг. Граф Джон стоял на коленях в тени, и она заметила его после всех других; но раз встретившись глазами с его отчаянным взглядом, она уж больше не сводила с него глаз. Что бы она ни делала (а делала она многое), что бы ни говорила (а уста ее были чреваты), она все время упорно на него смотрела.

Стоя по ту сторону гроба, напротив того, за кем она так пристально наблюдала, Элоиза простерла руки над трупом, как простирает их священник за обедней над приготовляемыми святыми Дарами. Она сурово взглянула на графа и проговорила:

— Если б мертвые могли говорить, как ты думаешь, Джон, что сказал бы он про нас с тобой?

— Ах, мадам! — произнес граф Джон, дрожа, как осиновый лист. — Что это?

Элоиза сняла с покойника мой платок. Ужасная вещь все еще была там!

— Он был ласков со мной, — сказала она, пытливо вглядываясь в бездыханное лицо. — Он старался всячески угодить мне. — Она погладила лицо покойник и опять взглянула на графа. — Но вот, Джон, явился ты, а тебя он любил больше всех. Как же ты-то служил ему, мой милый паренек?.. О, Спаситель! — воскликнула она, поднимая свои взоры к небесам. — О, Спаситель, если б мертвые могли говорить!

Но и Джон мог говорить не больше мертвого: за него ответил король Ричард.

— Мадам! — начал он. — Мертвый уже сказал свое слово, и я ему ответил. Мне кажется, священный долг короля — быть посредником между Богом и людьми. Пусть же никто больше ничего не говорит: все уже сказано!

— Нет, Ричард, нет! — перебила его Элоиза. — Сказано не все. Как верно то, что я живу в терзаниях, так же верно, что ты будешь каяться, если не выслушаешь меня теперь.

— Мадам! — возразил король. — Я вас не стану слушать; я требую, чтоб вы молчали. Если за мной есть на это право, я даже повелеваю вам молчать, Я знаю что наделал.

— Нет, вы ничего не знаете! проговорила она и задрожала. — Вы — дурак!

— Может быть, — сказал король Ричард, слегка пожимая плечами. — Но в Фонтевро я все-таки король.

Граф де Мортен начал мотать головой туда и сюда и дергать застежку своей шапочки.

— Воздуху мне! Воздуху! — тяжело дыша, воскликнул он, — Я задыхаюсь!

Его вынесли из церкви, отвезли домой и там пустили ему кровь.

— Еще раз спрашиваю я тебя, король Ричард; хочешь ли ты слышать правду от меня? — крикнула мадам Элоиза.

Король яростно обернулся к ней и промолвил: