Ричард Длинные Руки — воин Господа - [105]

– Привал, – сообщил самое умное, что мог придумать. – Утро вечера мудренее.

Багровое солнце, непривычно огромное, опускалось за этот странный лес. Как он выжил, ума не приложу. Я бы скорее предположил, что ученые, после размораживания моратория на эксперименты с генетикой, заново возродили динозаврий хвощ, как уже при мне делали опыты с воспроизведением мамонта, созданием генетически измененных продуктов, которые не трогают вредители сельского хозяйства… Или которыми брезгают.

Стволы хвоща, подсвеченные с той стороны, налились багровым. Вид у них был по-прежнему хрупкий, беззащитный, ткни пальцем – продырявишь тонкую оболочку, а внутри лишь теплая вода.

Сигизмунд встал перед стеной хвощей, опустился на колени. Я слышал неясное бормотание, исковерканную латынь. Часто упоминались имена Христа, Богородицы и даже святого Тертуллиана.

Багровый краешек скрылся за лесом. В полной тишине со стороны странного леса послышался странный шелест, будто сто тысяч крупных муравьев проснулись и начали разгребать песок. Гугол очнулся, крякнул спросонья, слепо пошарил вокруг, пока под руку не попался пояс с его ножнами. Уже с ножом в руке поднялся, отряхнулся, как вылезающий из воды пес.

Волосы у меня на затылке зашевелились. Лес… оживал. Нет, он не двинулся прямо на нас, хватая беззащитных людей корявыми ветвями и корнями, пожирая, отрывая руки и ноги. Растопыренные ветви двигались, собирались компактнее, поднимались к вершинке, как поднимают руки пловцы, намереваясь нырнуть в воду…

– Мать, Мать… Мать святая Богородица! – вырвалось у Гугола.

– Что они… творят?

– Теперь и я верю, что это… порождения дьявола!..

Странный лес медленно уменьшался, укорачивался. Я не сразу понял, что стволы погружаются в землю, спасаясь от ночного холода. Песок трещал, скрипел, деревья перетирали его, как алмазные диски. Стволы уходили в землю медленно, словно тонули в вязком болоте или зыбучем песке.

Сигизмунд поднялся с колен, размашисто перекрестился. Лик его был просветлен, глаза сияли как звезды.

– Велика сила Господня! – произнес он со вдохновением. – Демоны не могут устоять перед мощью молитвы во имя Господа нашего! С нами Бог…

– …так кто же против нас? – закончил Гугол и победно посмотрел на меня.

Я развел руками. Память у Гугола, как у африканского слона, и пользуется он ею умело. Гугол не слон. На месте исчезнувшего леса остались только вершинки, тонкие и ломкие с виду. Я подсознательно ждал, что оторвутся, ведь деревья погружаются не сами, это могучие корни тянут их вниз, в спасительное тепло. Здесь ведь резко континентальный климат, что значит – днем можно схватить тепловой удар от перегрева, а ночью температура падает до минусовой. А хвощи – растения тропические. Во всяком случае, таких размеров. У меня впечатление, что, когда бродили динозавры, вообще на всей планете, даже в Урюпинске, были одни тропики.

Песок шелестел тише, вершинки втягивались без таких титанических усилий, как стволы. На всем пространстве долины, что внезапно открылась нашим глазам, шевелился кустарник – так это выглядело, эти кусты жутко шевелились, все это втягивалось в землю. Через минуту мы ошалело смотрели на совершенно пустую землю, слегка взрыхленную, перепаханную, без всяких признаков травы или бурьяна.

– Проход свободен! – выкрикнул Гугол.

– Это сила Господня… – начал Сигизмунд торжественно.

Я прервал:

– Да-да, конечно. Но Господь не простит нам, если не успеем пересечь эту долину до восхода солнца.

Оба посмотрели с недоумением, только быстроумный Гугол все понял сразу, метнулся к костру, подхватил там седло и бегом понес к своему коню.

Сигизмунд воскликнул в гневе и великом возмущении:

– Это кощунство! Мы должны все встать на колени и возблагодарить Господа нашего!.. А потом отслужить здесь… да, отслужить!..

Гугол сказал торопливо:

– Ваше преподобие, надо ехать.

Сигизмунд повысил голос:

– Мы обязаны переночевать здесь! Дабы попрать диявола. А утром спокойно отправимся через долину, очищенную Божьим словом от дьявольских исчадий!..

Гугол пробежал с седлом к своему коню, крикнул издали:

– А если утром вылезут?

– Значит, мы недостаточно чисты духом!

Гугол тяжело вздохнул.

– Не хочу рисковать, – признался он. – Я, конечно же, чист, как облупленное яичко, но вдруг кто-то из ангелов слаб зрением? Да и вообще, остаться… это где-то близко к гордыне. Мол, я чист и светел, аки… аки, словом, аки. Потому я еду.

Взгляд Сигизмунда зацепился за меня, все еще ждал поддержки, но я отвернулся и, взгромоздив седло на конскую спину, затягивал ремни под его по-крестьянски толстым брюхом.

И все-таки, раз решение было принято, Сигизмунд управился первым. Я подал знак, три коня ноздря в ноздрю ринулись через долину. Песок хрустел и трещал, словно под копытами рассыпался спекшийся шлак.

Снова я обратил внимание на странно блестевщие стены ущелья. Мне показалось, что на одной мелькнул мой жутко увеличенный глаз, потом через некоторое время я увидел огромный размытый силуэт ночного кузнечика. Или сверчка. Сигизмунд, если увидит, сочтет кознями дьявола, но я достаточно знаю о вогнутых и выпуклых поверхностях, чтобы сразу стало ясно даже с этими… хвощами. Эти стены, естественного образования или нет, днем собирают в фокус солнечный свет и направляют в долину. Сейчас собирать нечего, вот нежные растеньица и попрятались. В полдень здесь внизу наверняка жарче, чем в кузнице. Потому и нет другой растительности, а песок какой-то спекшийся. А эти странные хвощи могут жить только при очень высокой температуре. Где ее нет, вымерли. Здесь не вымерли, а приспособились на ночь втягиваться обратно в теплую землю.