Ричард Длинные Руки — паладин Господа - [10]

– Как, – воскликнул он в яростной растерянности, – как ты осмелился разбить священную реликвию?..

– Как? – переспросил я. – Да молотом, как еще… А здорово брызнуло?

– Не играй словами! – сказал он металлическим голосом. – Такого кощунства… даже от тебя не ждал!

– Но результат налицо? – спросил я. – Конрад отправил в Зорр большой отряд. Что еще?

– Да что Конрад… Тебе не дорога твоя душа?

Он покачивался в седле, ровный и железный, как прежде, но лицо впервые было испуганным, а глаза вылезали из орбит. Даже нижняя челюсть стала короче, что ее хозяина нисколько не портило. С этой челюстью и страхом на морде лица он стал несколько человечнее, что ли. Но на меня бросал острые злые взгляды, что высекали искры о мои доспехи. Не будь этого железа, я бы уже истекал кровью.

– Я сумею это объяснить святой инквизиции, – ответил я. – Ну, попробую суметь.

– Да кто тебя будет спрашивать? Тебя сразу к столбу на площади! Я первым брошу факел на кучу хвороста!

– Не будем решать за святую церковь, – предложил я. – Это кощунство… это даже дьявольская гордыня – предрешать приговор святейшей инквизиции! Не так ли, сэр Ланселот?

Он задохнулся, будто его ударили бревном в живот. Я старался держать лицо каменным, по-ланселотьи, как я это называл, хотя сейчас Ланселот выглядел напуганным, как кролик под копытами боевого коня. Сам же я внутри трясся мелкой дрожью, ибо я вовсе не был уверен, что поступил правильно. Нет, я поступил правильно, но не уверен, что инквизиция это оценит так же, как оценил я…

– Главное, – сказал я, – что сам Конрад не рассвирепел, что я разбил эту статую. Этого я страшился больше всего.

– Да ему на трофеи наплевать, – отмахнулся Ланселот. – Для него важнее привезти в свою столицу, показать, похвастаться, утвердиться, чтобы все видели. А потом уже и забывает.

За нами скакали наши рыцари, прислушиваясь к каждому слову. Граф Розенберг сказал весело:

– Ричард ему место освободил в покоях!

– Верно, – поддержал другой рыцарь, великан Крон де Гарц. – Там уже тесно, новые трофеи ставить некуда.

А третий, его имени я не знал, сказал с ухмылкой:

– А я слышал, что та святая семейка его самого давно раздражала. Привез сдуру, мол, там ее очень ценили, значит – дорогая. Там дальше у него все стены в дорогих мечах, топорах, кинжалах, что выгреб из королевских спален и оружейных! Эта статуя ему только мешалась.

Через две недели появились и начали приближаться серые стены Зорра. Мы услышали рев труб, скрежет железных цепей и скрип бревен в подъемном мосту. Он опускался медленно, нехотя, а лег на край противоположного рва с таким видом, что умрет, но больше не поднимется.

На стене и на верху каменной арки над воротами стражники весело кричали. Узнали Ланселота, да и мне досталась пара выкриков, но уже от щедрот. Металлическая решетка, выкованная из толстых прутьев толщиной в мою руку, медленно поползла вверх.

Направляясь в город или в замок, любой рыцарь всегда надевает боевые доспехи. И дорога бывает опасной, да и показать себя надо во всем блеске. Парадные есть далеко не у всякого, только самые знатные и богатые могут позволить себе подобную роскошь, но празднично выглядят уже сами по себе доспехи, щит с гербом, рыцарское копье, огромный конь под боевой попоной…

Правда, въехав в городские врата, а тем более в ворота чужого замка, рыцарь-чужак обязан снять доспехи. Если забывал, ему настойчиво, очень настойчиво напоминают. В доспехах пропускают только тех, кому хозяин замка доверяет всецело, но даже он обязан снимать доспехи, если приезжает с другими, чтобы не выделяться.

Среди серого народа, в серых одеяниях из мешковин, въезд рыцарей в город всегда зрелище. И сейчас на стены лезли те, кто успел раньше, другие выбегали из домов и выстраивались вдоль проезжей части улицы.

Наши кони привычно пошли по деревянному настилу моста. Решетка поднялась, я видел только блестящие острия, похожие на наконечники копий. По спине прошли мурашки, представил, что веревка оборвется и эта решетка сорвется вниз. Весит несколько тонн, пришпилит к земле вместе к конем, как таракана. Нет, как жука в его прочном хитиновом панцире.

Как только мы ее миновали, она стремительно понеслась вниз, будто и в самом деле оборвалась веревка. Железные острия с глухим стуком глубоко вонзились в сухую утоптанную землю. А впереди выход во двор перекрывает вторая решетка. Мы очутились в тесной западне. Из ниши в каменной стене вышел священник, обошел вокруг нас со святыми дарами в руках, прочел молитву, даже окропил святой водой. Мы терпеливо ждали. Под видом возвращавшихся рыцарей в Зорр уже не раз пыталась проникнуть нечисть, а проклятые оборотники каждый день придумывают новые трюки.

Наконец священник отступил, Ланселоту поклонился, на меня смотрел со страхом и ненавистью, но смолчал, знает о решении отцов инквизиции отложить решение по моей виновности.

Решетка заскрипела, поднялась, мы выехали из тени на ярко освещенное пространство. Во дворе за наше отсутствие словно бы прибавилось людей, но чувствуется и железная рука Беольдра: телеги вдоль стен, праздношатающихся загрузили работой, рядом с булочной спешно построили еще одну, беженцы не выстраиваются в длинную очередь.