Ричард Длинные Руки — король - [33]

– Значит, не обращать на них внимания вообще?

– Мир состоит из людей, – ответил он мягко, – без них мир не нужен даже Господу. Я пришел напомнить, что отныне вашими людьми вы просто обязаны считать и тех, например, кто в Морданте…

Я вздохнул.

– Святой отец, присядьте. Вот в это кресло, оно удобнее… Скажу сразу, мне ход ваших угодных Господу мыслей понятен. Все люди на свете – наши братья, ибо все мы от Адама. И обо всех должны заботиться. Но это в идеале. А в реальности мы едва-едва успеваем позаботиться о себе, да еще иногда о ближних. Потому наши несчастные братья, стонущие под гнетом черной магии в Морданте, остаются на потом.

Он сказал с чувством:

– Да вы хоть знаете, что там творится?

– Знаю, – ответил я. Наткнувшись на его удивленный взгляд, пояснил: – Пришлось там побывать пару раз. Знаю, в городах заправляют оборотни, что прикидываются людьми.

– Вот видите!

Я выставил вперед ладонь.

– Оборотни прикидываются людьми. Сами люди об этом догадываются и в Час Оборотня не выходят на проезжую часть улицы. Таким образом, там пока тихо. Зато оборотни искоренили всю преступность, ночами можно разгуливать там везде, не страшась быть ограбленным.

– Но Час Оборотня…

– Час Оборотня, – согласился я, – к сожалению, расширяется. Когда-то эта была минутная пробежка оборотней по центральной улице, теперь час… потом вся ночь окажется в их власти. Оборотни становятся сильнее. Однако, святой отец, я сожалею…

Он поник головой, но тут же вскинул ее и вперил в меня острый взгляд:

– Но обещаете… потом?

– Обещаю, – ответил я твердо. – Мне те оборотни, как заноза… Но только есть занозы и побольше и поострее. Сперва с ними.

Он чуть кивнул.

– Знаю. Маркус.

Я чуть опешил.

– Откуда знаете?

– Чувствую, – ответил он просто. – Вы, с вашим характером, не сможете смириться с поражением. И хотя это не поражение, а Божья кара, но вы расцениваете как поражение.

Я молча создал вино в кубках, один протянул епископу. Какой там Мордант, у самого и так голова трещит от усилий представить себе эту проклятую Багровую Звезду, что-то моя интуиция молчит, как и воображение пасует.

Единственное, в чем не сомневаюсь, в небе появится не лодочка с парусами, а нечто вроде летающего авианосца, тяжелого, массивного и вооруженного до зубов такими орудиями, что в состоянии пробивать земную кору.

И десант там будет дай боже. Не десант в том виде, каком представляю даже сам, хотя у меня воображение дай боже, а надо брать еще ширше, чтобы сам засомневался, не слишком ли хватил. И нужно ожидать, что прибудет целое войско. Да-да, приземлятся в самом густонаселенном месте, но даже там не нахватаешь пленников столько, сколько вместят трюмы, придется посылать мобильные отряды в соседние города и деревни.

Вот тут и появится шанс… А что, при определенных условиях дикари могут победить даже суперпуперных, если не страшатся и знают местность, а руководит ими тоже один из… скажем так, знающих. И не считающий их ни богами, ни Карой Небесной.

Углубившись в тяжелые мысли, я вздрогнул от ровного голоса епископа:

– Дивное вино. Нельзя, чтобы оно исчезло с лица земли. Ваше высочество, далеко не все священники готовы принять безропотно свою судьбу. Ваши идеи насчет того, что хоть это и Божья кара, но ее можно отвести и Господь не рассердится, распространяются по королевствам!

Я охнул:

– Правда? Как?

– У Церкви свои секреты, – ответил он уклончиво. – Вы так много и часто везде рассказывали о том, что Господь дал Ною сто двадцать лет на постройку ковчега, и объясняли, зачем он так поступил… что у многих появилась надежда на этот раз сделать то, чего от людей ждет Господь… но не говорит им об этом, потому что люди должны своим умом выживать и развиваться!

Я смотрел на него и чувствовал, как в груди разливается теплая волна счастья. Наконец-то, когда уже сам не ожидал, начали прорастать зерна, которые так щедро разбрасывал во все стороны.

– Отец Дециллианий, – сказал я с чувством, – я счастлив. Знаю, Римская церковь в Сакранте фактически уничтожена, а разросшаяся Апостольская бороться не станет, однако все равно… спасибо!

– Священники есть, – ответил он. – Хотя, конечно, уцелевших осталось совсем мало, но мы все спешно восстанавливаем.

– Апостольскую не душите, – посоветовал я.

Он покачал головой.

– Ваше высочество, мы смиренно и с достоинством принимаем те несчастья, что посланы нам судьбой и Господом. Человек заснет, если его не будут преследовать беды, катаклизмы, если саранча не будет пожирать его урожай, а наводнение перестанет сносить его ветхую хатку…

Я посмотрел с уважением.

– Святой отец, вы смотрите в корень!

– У священнослужителей, – напомнил он, – больше времени, чтобы поразмышлять о сути бытия. Не будь несчастий, человек построит каменный дом, что устоит перед любым паводком, но прибегут соседи с намерением разрушить этот дом, изнасиловать его жену, а его превратить в раба. Потому он всю жизнь должен быть в борьбе!..

– Святые слова, – сказал я. – Горькие, но такая жизнь нам дадена. Это чтобы укрепились, выжили и сумели выполнить то, что держит для нас Господь пока что в тайне.

Он ответил смиренно, но в мягком голосе чувствовалась твердость закаленной стали: