Риббентроп. Дипломат от фюрера - [9]
Начало войны позвало под знамена и старшего Риббентропа, который вернулся на действительную службу, в 1915 году заслужил Железный крест 1-го класса в бою под Бржезанами в австрийской части Польши и вышел в отставку, на сей раз уже окончательно, в чине подполковника. Иоахим, избежав медицинского обследования, поступил добровольцем в размещавшийся в Торгау 12-й Тюрингский гусарский полк (Thüringische Husaren-Regiment Nr. 12), в составе которого его дед по материнской линии воевал с французами в 1870 году.
«В первый же день моего рекрутского бытия я совершил непростительную ошибку: на вопрос моего строгого вахмистра, умею ли я ездить верхом, я, само собой разумеется, ответил утвердительно, ведь с юношеских лет я все-таки на лошади иногда сидел [автор снова скромничает, ибо в тех же мемуарах пишет: „Очень рано пробудилась в нас и любовь к лошадям, унаследованная от отца, который был большим лошадником“. — В. М.]. Мое опрометчивое утверждение обернулось сущим позором: вахмистр тут же приказал мне показать свое умение на норовистом коне. Я падал с него так часто, что под конец и сам уверовал, что никогда в жизни не сидел в седле. Эти старые кавалерийские вахмистры хорошо знают, как обращаться с желторотыми юнцами-рекрутами, когда дело касается святой военной службы! Но потом я с этим грозным унтером хорошо поладил»>{26}.
Через четыре недели Риббентропа отправили на фронт. О пережитом во время войны он не успел написать ничего, кроме двух фраз: «В этом самом полку я провоевал на Востоке, а потом на Западе с перерывами, вызванными несколькими ранениями и тяжелым заболеванием, до весны 1918 года. После моего последнего ранения летом 1917 года я получил Железный крест первой степени»>{27}.
Недостаток достоверной информации породил множество слухов и легенд. Наиболее безобидным можно считать утверждение, что на самом деле он получил Железный крест 2-го класса и позже, служа в министерстве, добился его замены на крест 1-го класса. Куда романтичнее звучит история, поведанная Гюнтером и пересказанная — без ссылок на автора — Дугласом Гленом (если это вообще не одно и то же лицо). Оказывается, уже на германской границе возвращавшийся из Америки Риббентроп был с пристрастием допрошен офицером, которому сообщил, что владеет, помимо английского и французского, испанским и русским[8] языками. Выслушав его рассказ и просмотрев бумаги, офицер объявил юноше, что тот будет… отправлен за границу с секретной миссией. «Нет, нет! — закричал Риббентроп. — Я хочу быть настоящим солдатом, как мой отец и все мои предки. Я не для того пробирался на родину, чтобы стать шпионом!» Офицер наставительно сказал: «Долг каждого настоящего немца защищать Отечество. Любое средство для достижения этой цели хорошо», — и отпустил его с миром. Риббентроп прибыл в 12-й гусарский полк… Здесь история обрывается и возобновляется только в декабре 1915 года, когда лейтенант фон (!) Риббентроп, тайно прибывший в США на подводной лодке, представляется германскому послу графу Иоганну фон Берншторфу и военному атташе капитану Францу фон Папену. Папен, которого выследили и вот-вот должны были выслать из Америки, поручил лейтенанту руководить сетью тайных агентов и диверсантов, призванных мешать Соединенным Штатам помогать странам Антанты. Его ближайшим помощником стал Игнац Требич-Линкольн — один из самых знаменитых авантюристов ХХ века — крещеный еврей из Венгрии, успевший побывать депутатом британского парламента от Либеральной партии. После вступления США в войну против Германии в апреле 1917 года Риббентроп вернулся на родину путем, «достойным приключенческого романа»>{28}.
Разумеется, всё это вымысел от начала до конца. Берншторф и Папен оставили подробные мемуары, в которых о Риббентропе — применительно к описываемым событиям — нет ни слова; то же относится и к биографии Требич-Линкольна. Посол признал, что субсидии на пропагандистскую деятельность шли через него, что он помогал немцам призывного возраста и резервистам вернуться на родину, но категорически отрицал свою вовлеченность в саботаж, хотя «горячие головы» обращались к нему с подобными предложениями. Папен занимался сбором информации, возможно, переходя границы закона, но тоже не связывался с непрошеными «диверсантами». Его причастность к актам саботажа не была доказана, хотя бумаги военного атташе не вполне честным путем попали в руки «нейтральных» американцев и воюющих англичан>{29}.
Можно было бы не останавливаться на этой нелепой истории, если бы не ее показательность. Риббентроп вспоминал: «В Нью-Йорке [при отплытии в Европу. — В. М.] я слышал, что жадные до сенсаций канадские газеты, поддавшись психозу первых дней войны, стали распускать интригующие слухи о „бегстве шпиона Риббентропа“»>{30}. Биографы таких статей не обнаружили. Думаю, что Иоахима подвела память и он имел в виду россказни Гюнтера и Глена, которые даже Шварц в 1943 году назвал «чистой выдумкой»[9]. Но выдумка оказалась живучей, проникнув в некролог, который посвятила казненному Риббентропу лондонская «Таймс».
