Риббентроп. Дипломат от фюрера - [20]
Основные географические направления деятельности Риббентропа остались прежними. 16 июня 1934 года он снова встретился с Луи Барту, о чем раструбили газеты: германские с восторгом, французские с осуждением. Министр тут же разъяснил, что беседа имела сугубо частный характер, поскольку собеседник не имел официальных полномочий>{33}.
Девятого октября в Марселе Барту и югославский король Александр были убиты хорватскими националистами. 2 декабря Риббентропа принял преемник убитого на посту главы МИДа Пьер Лаваль — на сей раз по формальной просьбе германского посольства: на этом настоял министр, замученный вопросами депутатов и газетчиков о характере деятельности нашего героя и его эмиссаров во Франции. «Ничего интересного разговор не дал, — информировал Лаваль британского посла. — Французское правительство выслушает любое предложение, но оно должно идти через нормальные [дипломатические. — В. М.] каналы»>{34}. В отчете Гитлеру беседа была представлена в радужном свете, но факт остается фактом: будущего «главного коллаборациониста» дружба с рейхом на тот момент не волновала.
Неудачи в официальных кругах отчасти компенсировались успехами на общественной ниве. В конце июля 1934 года Гитлер, по инициативе Риббентропа, в очередной раз принял де Бринона, а 2 ноября — Жана Гуа, депутата и лидера влиятельной ветеранской организации Национальный союз участников войны (l’Union nationale des combattants). Его коллега Анри Пишо, глава конкурирующего Федерального союза участников войны (l’Union fе́dе́rale des anciens combattants), тоже зачастил в рейх. Депутат от Парижа Жорж Скапини, потерявший на войне зрение, в марте 1935 года был личным гостем фюрера, который, как известно, пережил временную слепоту в результате отравления газами. Бывал Скапини и у Риббентропов, запомнившись детям: «Достоинство, с которым этот человек сносил удар судьбы, впечатляло, как и его неподдельное стремление предотвратить повтор тех событий, которые лишили его зрения»>{35}. В конце ноября — начале декабря 1934 года Гуа, Пишо и Скапини принимали Риббентропа в Париже. Немецкие ветераны собрались во Францию с ответным визитом под лозунгом «Вчера — враги, сегодня — товарищи, завтра — друзья», но общие усилия французских и британских дипломатов сорвали поездку>{36}..
Для развития двусторонних отношений усилиями Риббентропа были созданы Германско-французское общество (25 октября 1935 года) во главе с ректором Высшего технического училища в Берлине-Шарлоттенбурге Ахимом фон Арнимом и Комитет Франция — Германия (22 ноября 1935 года), который возглавил отставной майор л’Опиталь, бывший адъютант маршала Фердинанда Фоша, при фактическом руководстве де Бринона. С германской стороны преобладали нацистские бонзы вроде Риббентропа, имперского министра юстиции Франца Гюртнера и главного юриста партии Ганса Франка; с французской — интеллектуалы, включая популярных писателей Пьера Дриё ла Рошеля, Поля Морана и Жюля Ромена, призывы которого к нормализации отношений в книге «Чета Франция — Германия» банально объясняли «поправением». Заметную роль играли Гуа, Пишо и Скапини, сменивший л’Опиталя. Комитет Франция — Германия пользовался поддержкой всех французских правительств, включая социалистический кабинет Леона Блюма, поэтому правоверные нацисты считали его «органом Кэ д’Орсэ», то есть МИД Франции>{37}.
Главные успехи и провалы, как оказалось, ждали Риббентропа по другую сторону Ла-Манша. В начале мая 1934 года, уже будучи «уполномоченным», он появился в Лондоне, наделав шума заявлением о том, что приехал по делам бизнеса, но будет принят Иденом и Саймоном (Макдональд и Болдуин от встречи отказались). 10 мая гость проиграл им «пластинку» о необходимости равноправия и пользе сотрудничества. Посоветовав не интриговать прессу, хозяева поинтересовались, собирается ли Германия вернуться в Лигу Наций и что конкретно она может предложить. Посол Хёш сообщал в Берлин, что Саймон, «которому вся эта беседа была не по душе», подверг Риббентропа «перекрестному допросу — излюбленный прием для нежеланных гостей». В разговоре с Ванситтартом Иден назвал эмиссара рейха «нахальным и грубым выскочкой» (эти слова сохранил для истории журналист Вернон Бартлетт), а в мемуарах сухо заметил: «Ему не хватало умственных способностей, чтобы понять другие страны, даже если он мог воспользоваться однажды полученными знаниями. У него не было воображения»
