Риббентроп. Дипломат от фюрера - [131]
В такой неспокойной обстановке 26 марта в столицу Третьего рейха прибыл японский министр иностранных дел Мацуока Ёсукэ. Принимали его по высшему классу, с тщательно организованным народным ликованием по пути следования кортежа. На вокзале поезд остановился так, что выход салон-вагона точно совпал с красной ковровой дорожкой на перроне (Шмидт красочно описал отработку этого действа). Низкорослый, щуплый визитер терялся на фоне внушительных фигур Риббентропа, Геринга и особенно двухметрового шефа протокола МИДа барона Александра фон Дёрнберга цу Хаузена (по комплекции гостю подошел бы только доктор Геббельс), а также пространств Рейхсканцелярии. Но его энергия и разговорчивость сразу же привлекли к нему всеобщее внимание.
Двумя днями ранее на стол рейхсминистра лег меморандум Вайцзеккера, подготовленный на основании разработок разных отделов МИДа. Главным вопросом в нем было названо время вступления Японии в войну против Великобритании; само участие в войне считалось делом как бы решенным. Ради этого Германия готова была отказаться от претензий на Голландскую Индию (метрополию-то разгромила она, а потому могла претендовать на трофей) и на свои бывшие владения в Тихом океане, а также признать прояпонский режим Ван Цзинвэя в Нанкине, созданный осенью 1940 года. Статс-секретарь предлагал объяснить гостю серьезность советско-германских противоречий и суть нового курса рейха, дабы не только «избавить его от сюрпризов», но и «контролировать через него японскую политику по возвращении из поездки по Европе»>{11}.
В процессе подготовки визита особое значение имела состоявшаяся 23 февраля в замке Фушль беседа Риббентропа с Осима, который был вновь назначен послом в Германии, но еще не вручил верительные грамоты фюреру (церемония состоялась 27 февраля, причем Осима был не во фраке, а в генеральском мундире). Разговор старых друзей, не видевшихся больше года, касался всего спектра мировых проблем. После оптимистического обзора текущей военной ситуации рейхсминистр поставил перед гостем вопрос об атаке на Сингапур. Тот решительно поддержал идею и оптимистически (слишком оптимистически!) оценил шансы на ее успех в Токио, сославшись на поддержку не только военных и морских кругов, но также Мацуока и Коноэ. Хозяин не преминул напомнить, что «Японии целесообразно обеспечить себе во время войны позиции, которые она хотела бы получить при заключении мира», то есть, перефразируя известное выражение Гитлера, помочь на кухне, чтобы гарантировать себе участие в трапезе.
Разумеется, зашел разговор и о России. Риббентроп заявил: «Сталин — трезвый и умный политик, который не помышляет ничего против нас предпринимать, в основном из-за нашей военной мощи. Верно, что большевизм не перестает сеять свои семена в других странах. Если Германия проиграет войну, над Европой взойдет советская звезда. Мы наблюдаем за развитием событий на Востоке внимательно и очень спокойно. Но исходом германско-русского конфликта будет колоссальная победа Германии и крах советского режима».
Он отметил нежелательность такого поворота событий для Германии, но дал понять, что перспектива конфликта ее не пугает. Осима поинтересовался, предлагалось ли Советскому Союзу участие в Тройственном пакте. Собеседник подтвердил, коротко остановившись на названных Сталиным и Молотовым условиях, и в свою очередь спросил о состоянии японско-советских отношений. Посол ответил, что Москва готова заключить политическое соглашение при условии отказа Токио от нефтяных концессий на севере Сахалина>{12}. 5 марта Гитлер утвердил Директиву ОКВ относительно сотрудничества с Японией.
Мацуока еще трижды встречался с Риббентропом (27, 28 и 29 марта) и один раз с Гитлером в присутствии рейхсминистра и послов>{13}. Рейхсминистр принимал гостя с подчеркнутым вниманием: это был первый официальный визит в Германию японского государственного деятеля такого ранга. Кроме того, Мацуока зримо воплощал одно из его главных достижений — союз с Японией, который он давно и пылко пропагандировал. Разговор начался, как всегда, с обзора ситуации. «Суммируя военную обстановку в Европе, — сказал Риббентроп, — можно сделать вывод, что в военной сфере „ось“ является абсолютным хозяином положения на континенте». Однако в его словах о Советском Союзе зазвучали новые, неожиданные ноты: «Конфиденциально он может сообщить Мацуока, что нынешние отношения с Россией являются, безусловно, корректными, но не слишком дружескими. После визита Молотова, когда ей было сделано предложение о присоединении к Тройственному пакту, Россия выставила неприемлемые условия. […] Фюрер не согласился, ибо не считает, что Германия должна постоянно подписываться под русской политикой. […] Внешне отношения нормальные и корректные. Однако русские в течение некоторого времени демонстрируют Германии свое нерасположение везде, где могут. […] Зная Сталина лично, он [Риббентроп. — В. М.] не думает, что тот пойдет на авантюру, но быть уверенным в этом нельзя[79]. […] Если Россия займет такую позицию, которая может быть понята как опасная для Германии, фюрер сокрушит ее. Германия уверена, что кампания против России закончится абсолютной победой германского оружия и полным разгромом русской армии и русского государства… Имперский Министр иностранных дел подчеркнул, однако, что он не верит в то, что Сталин будет проводить неразумную политику. В любом случае фюрер рассчитывает не только на договоры с Россией, но, прежде всего, на свой Вермахт».
