Резидентура. Я служил вместе с Путиным - [29]

Я не знаю ни одного случая, когда разведчику присвоили бы звание Героя при жизни. Ох, простите! Убийце Троцкого, кажется, дали Героя после отсидки. Далеко было разведчику до знатного кукурузовода или свинаря. А разве в разведке не работали люди, которые заслужили высшую награду страны? Немало было таких людей. И подвиги совершали, и в тюрьмах маялись подолгу.

Неправильной была сама система оценки труда оперработника. Скажем, завербовал ты агента, а через месяц уехал на родину. Проходит какое-то время, и от источника начинает поступать ценная информация. Поощрен будет сотрудник, у которого агент в данный момент находится на связи, а о тебе никто не вспомнит. Зато, если завербованный тобой агент провалится, тебя найдут на Сахалине и накажут. Это были не единичные случаи. Это была система.

Неверным мне представляется порядок приурочивания поощрений к праздничным датам. Все три мои командировки завершались за один-два месяца до празднования годовщины Октябрьской революции. В двух случаях это были круглые даты – 60-я и 70-я. Если бы я дотянул в Берлине до праздников, то меня обязательно поощрили бы по достигнутым результатам. Кто не верит – пусть почитает мои аттестации. И так было не только со мной, а с массой других сотрудников. Когда ты возвращался на родину, тебе приходилось начинать жизнь с чистого листа. Твои прошлые заслуги никого не интересовали. Это тоже была система. Случалось порой, что лихие кадровики предлагали оперу по возвращении домой должность с понижением, хотя опер этот в загранке проявил себя с положительной стороны. Несправедливостей разного рода было много. Поэтому в органах из поколения в поколение переходила горькая прибаутка. Ее не уставали повторять, если случалось какое-нибудь ЧП: сейчас последуют поиск виновных, наказание невиновных и поощрение руководства.

Нельзя не рассказать о делении разведчиков на «бракованных» и «небракованных». «Бракованные» – это прежде всего погорельцы, сотрудники, провалившиеся во время работы в странах, нам не дружественных. Такому разведчику выезд в капиталистические государства был практически заказан. Существовала, конечно, возможность послать его в нейтральную или дружественную страну. А если он не владел языком этой страны? Можно было «слить» его в одно из обеспечивающих подразделений разведки, в контрразведку или в политический сыск. Ну а если у него тесть генерал? В подобном случае его направляли к нам, в ГДР. Здесь он получал валюту и болтался со своим английским или французским языками по западноберлинским кабакам, надеясь познакомиться там с кем-либо из англоязычных или франкоговорящих с целью их возможной вербовки. Из этого, как правило, ничего не выходило. Англоязычные и франкоговорящие охотно вступали в контакт и с удовольствием пропивали деньги советской разведки, но дальше этого дело не шло. Вербовка – сложный, часто многоступенчатый процесс. Нахрапом тут многого не достигнешь.

В разряд «бракованных» разведчик попадал, женившись на еврейке. В таком случае и в ГДР было трудно уехать. Негодовать по этому поводу не надо. Израильская разведка осуществляла вербовочные подходы к советским гражданам как раз через жен-евреек. Тут я должен сказать, что евреев в разведке вообще-то было немало. Правда, все они в графе национальность писали «русский». Да и фамилии у них были русские, украинские или белорусские. Их выдавали внешность, особенности ментальности и построение системы доказательств в спорах. В ту эпоху все они добросовестно работали на Советскую власть. Собственно, это были, вероятно, и не совсем «чистые» евреи, а в большинстве своем полукровки. Правда, знавал я и одного «чистого» еврея в разведке. Это был родной брат знаменитого на всю страну артиста. Ему велели сменить фамилию и национальность, чтобы сотрудники Моссада не портили ему нервы во время выездов за рубеж. Он был хороший, надежный мужик.

К третьей категории «бракованных» относился я сам из-за отца, репрессированного в тридцать седьмом году. Меня отвели от командировки в Бонн и приписали на всю жизнь к ГДР без права выхода в Западный Берлин. Это последнее указание Москвы приходилось неоднократно нарушать в силу разных обстоятельств. Однажды завербованный мною иностранец отказался встречаться в Западном Берлине по паролю с сотрудником линейного отдела Представительства. Испугался незнакомого человека. Пришлось идти туда мне, чтобы познакомить их. Были и другие подобные случаи. Руководство Представительства разрешало такие выходы под свою ответственность. В моем личном деле никаких отметок об этом нет. Читатель может спросить: за каким же чертом в разведку брали заведомо «бракованных» людей. Таких, как Ростовцев. Отвечаю: для работы в ГДР я подходил по всем статьям, а из ГДР практически невозможно было удрать. Там, на стыке двух миров, уже в 60-е годы восточные немцы обустроили самую охраняемую в мире границу. «Бракованным» можно было стать в одночасье. Однажды собрались двое наших ребят из Центра поехать в Рим. Получили паспорта с визами и устроили небольшую отвальную в каком-то кафе. По пути домой вступились за честь и достоинство простой советской проститутки, которую избивал мужчина. Набежала милиция. Мужчина скрылся, а проститутка показала, что драку затеяли наши ребята. Их забрали в ментовку, составили протокол, сообщили дежурному офицеру КГБ о происшествии. В Рим ребят не пустили. И вообще они стали невыездными. С той поры их называли не иначе, как «римлянами».